Детектор ошибок как психофизиологическая основа лжи

Глава 3. Детектор ошибок, или Как наш мозг реагирует на ложь

Удивительно, но человек начинает обманывать или проявлять свою склонность к обману фактически с самого момента рождения. Младенцы активно пользуются чем-то вроде обмана: Иэн Лесли называет это явление плутовством[15], Пол Экман – жульничеством[16].

Например, девятимесячный малыш пытается изобразить смех, чтобы окружающие обратили на него внимание и он смог оказаться в обществе взрослых. Маленькая девочка протягивает руки к своей матери, чтобы та обняла ее, и вдруг резко отдергивает их и при этом задорно смеется.

Существуют и другие формы обмана, которыми пользуются дети, это обусловлено необходимостью достижения самых простых целей и, как правило, очень быстро вызывает раскаяние. Подобные примитивные формы лжи появляются почти одновременно с первой попыткой общения, поэтому мы можем говорить о том, что ложь сопровождает нас с момента рождения.

В результате многочисленных эмпирических исследований психологи установили, что в возрасте трех с половиной – четырех лет дети начинают врать с большим энтузиазмом и превращаются в искусных лжецов. Ложь у них становится одним из элементов жизнедеятельности.

Виктория Талвар (профессор университета Макгилла, Монреаль, Канада) посвятила долгие годы своей профессиональной деятельности наблюдению за тем, как лгут дети, как они вырабатывают в себе чувство хорошего или плохого, как учатся пользоваться обманом в своей жизни. Исследователь провела эксперимент под названием «искусственное сопротивление обмана», или «игра в подглядывания»[17].

Способность мыслить и чувствовать дается нам от рождения. Большинство эмоций, особенно позитивных, формирует характер и личность человека, а эмоция страха делает самое главное для человека, даже для самого маленького: она формирует способность к выживанию, то есть способность быть успешным в нашем сложном мире.

Эксперимент проводился следующим образом: после знакомства и установления контакта исследователя и ребенка последнему предлагалась игра на угадывание. Ребенка усаживали лицом к стене и доставали какую-нибудь игрушку. Задача испытуемого заключалась в том, чтобы по звуку определить, какой предмет его издавал. В процессе ребенку предъявлялись три игрушки. Первая и вторая обладали каким-нибудь характерным звуком, достаточно понятным малышу, а третья либо не издавала звука, либо звук носил нейтральный характер. Первые две позиции ребенок угадывал очень быстро, с третьей же происходила следующая ситуация: исследователь выходил из комнаты и просил, чтобы ребенок не подсматривал. Естественно, когда исследователь возвращался, то делал все возможное, чтобы ребенок слышал, как он идет. Испытуемый смотрел на игрушку, и когда исследователь возвращался в кабинет, где проводилось исследование, то ребенок с радостью и гордостью давал правильный ответ. После этого исследователь задавал вопрос, подглядывал малыш за игрушкой или нет. Дети трехлетнего возраста и младше в большинстве своем сразу признавались, что подглядывали, а дети 6–7 лет в 95 % случаев использовали ложь с целью доказать, что угадали, какая это игрушка.

Что же происходит с детьми в четырехлетнем возрасте? По словам Виктории Талвар, именно в это время дети понимают, что другого человека просто обмануть. До своего первого дня рождения дети всего лишь улавливают взаимосвязь между своим поведением и теми действиями, которые они вызывают. По результатам ряда исследований, девятимесячные младенцы точно знают, что взрослые, скорее всего, дадут им тот предмет, на который они посмотрели или к которому протянули руки. Ребенок, начинающий ходить, чувствует преграду между своими желаниями и реальной ситуацией, однако он точно знает, каким возгласом сообщить об этом окружающим, как потребовать тот или иной предмет. Дети понимают, что у родителей есть стереотипы поведения и они своими действиями могут на них повлиять.

Таким образом, между поведением детей и социумом возникает петля обратной связи. Получение ребенком позитивной или негативной обратной связи формирует систему убеждений. Человек понимает, что, как существо социальное, он не может быть свободным от человечества, то есть если ты живешь по определенным правилам, принципам, то ты можешь спокойно выживать в социуме.

Эмоция страха позволяет очень четко фиксировать модели поведения, которые накапливаются в глубинной структуре человеческого опыта. К 3–4 годам ребенок начинает мыслить, исходя из своей реальности. Это позволяет нам сформировать очень важную эволюционную привычку – быть правым.

Большинство детей приобретает то, что психологи называют «теорией разума», приблизительно в возрасте от трех до трех с половиной лет. Иначе говоря, мы учимся угадывать или читать мысли окружающих. Более того, мы пользуемся этим умением каждый день, даже не задумываясь о том, что мы делаем.

Когда мы мыслим правильно, то в основном наша реальность и реальность социума совпадают, в этом случае незачем обманывать, и так формируются правильные стереотипы действий, которые можно назвать «детектором правильных действий». В случае несовпадения нашего видения с видением социума, которое может проявляться в неправильном толковании поступков других людей, искаженном понимании их намерений и мотивов, происходит большое число неприятных ситуаций, недоразумений. В этот момент эмоция страха включает «детектор ошибок», который был открыт русскими нейрофизиологами, он располагается в лобной доле коры полушарий головного мозга.

Эмоция страха предупреждает нас о том, что к нам приближается опасность. Это врожденный эволюционный механизм, благодаря которому вегетативная нервная система начинает работать иначе. Самый важный момент заключается в том, что для выживания, успешного существования среди себе подобных необходимо развивать интеллект.

Обманывать сложно, и дети, которые только-только начинают осваивать этот феномен, должны, во-первых, ясно представлять то, что произошло на самом деле, во-вторых, придумать иную, достаточно правдивую версию события и, в-третьих, мысленно сравнить обе версии. При этом они должны заранее просчитывать возможную реакцию со стороны слушателей. Поразительно то, что уже четырехлетние дети очень неплохо с этим справляются. В процессе обмана необходимо совмещать и живость ума, и быстроту реакции с физическим и эмоциональным самоконтролем.

Следует отметить, что ребенок, успешно вводящий окружающих в заблуждение, в первую очередь демонстрирует активность интеллекта, додумывая альтернативные версии события, поскольку даже для самой простой, примитивной лжи необходимо воображение. При этом нужно помнить, что превосходные обманщики умеют потрясающе чувствовать характер человека, то есть они обладают хорошо развитой эмпатией, которая эволюционирует в процессе жизнедеятельности.

Почему дети прибегают ко лжи? В некоторых случаях за счет плутовства ребенок достигает какого-то результата. Например, немножко схитрив, он получает ту конфету, которую ему не дают.

С возрастом формы лжи становятся все более разнообразными, более социализированными, но благодаря механизму обратной связи ребенок понимает, что если ложь будет озвучена, то он либо не получит этой конфеты, либо может быть наказан, и это заставляет его быть более изощренным.

Угроза разоблачения и наказания является мощным стимулом для успешного развития «детектора ошибок». В 2009 г. Виктория Талвар провела эксперимент, который это доказал. К исследованию были привлечены учащиеся двух школ. В школе «А» в качестве наказания за совершенный проступок ребенку объявлялся выговор или он лишался каких-либо привилегий. В школе «Б» применялись телесные наказания. Это была обязанность одного из школьных служащих, который постоянно ходил из класса в класс, выясняя, каким было поведение учеников. Тех, кого учителя называли неуспешными учениками, выводили на школьный двор и били деревянной дубинкой. Самое серьезное наказание в этой школе было назначено за уличение во лжи.

Дети из школы «А» чаще говорили правду, лишь изредка прибегая к обману, так как понимали, что неправда может доставить больше неприятностей, хотя и не очень значительных. Учащиеся школы «Б», наоборот, ложь использовали как основную систему защиты, поскольку у них не было сомнения в том, что правда зачастую приводит к наказанию. Данный эксперимент позволил выяснить, что у детей, подвергавшихся телесным наказаниям, навыки выживания оказались лучше сформированы и «детектор ошибок» работал точнее, чем у учеников школы «А».

«Детектор ошибок» говорит нам о том, что мы совершили действие, которое не соотносится с требованиями социума, и, следовательно, мы можем понести наказание за это. Угроза наказания порождает эмоциональную реакцию страха, которая всегда будет лежать в основе детекции лжи.

Именно страх разоблачения позволяет верификаторам видеть основные невербальные признаки обмана: мимические, жестовые, признаки вегетативной нервной системы и др. В школе «Б» страх позволил создать высокоэффективных обманщиков, которые четко знали, как правильно обманывать преподавателей.

Абстрагируясь от того, что хорошо, что плохо, и от способности человека к выживанию, необходимо сказать, что у человека формируется собственный «детектор ошибок», который четко соотносится с нашим социальным опытом. Необходимо помнить, что «детектор ошибок» у ребенка, который жил в социально благополучной семье, и «детектор ошибок» ребенка, который сформировался в неблагополучной среде, будут совершенно различными и ценности у этих детей будут разными.

Человек не в состоянии обмануть свой «детектор ошибок», который всегда дает нам сигнал о том, что мы собираемся сделать что-то не то или что перед нами что-то новое, неизвестное. Этот конфликт запускает эмоцию страха (угроза наказания) или состояние вины или стыда, когда нам становится неловко за то, что наше действие стало известно социуму и оно социумом осуждается.

Говоря языком нейрофизиологии, когда мы делаем что-то, что не является в нашем понятийном аппарате правильным, то в лобных долях коры головного мозга возникает активность, которая привлекает туда кровоток и которую нейрофизиологи назвали «детектором ошибок», а обмануть его человек не может, поскольку практически невозможно обмануть самого себя. Формирование «детектора ошибок» происходит в возрасте до трех с половиной – четырех лет. Поэтому уже в четыре года малыш, который находится в человеческом обществе, социализирован. Это подтверждает «феномен Маугли»: если взять малыша, который формировался в волчьей стае, то у него сформирована система отношений, «детектор ошибок», поведенческие стереотипы, характерные для волчьей стаи. После трех лет этот ребенок уже не мог социализироваться в нормальном обществе, поскольку механизм адаптации, механизм выживания уже сложился и не может быть изменен.

«Детектор ошибок» – это набор нервных клеток, расположенных в области передней поясной извилины в лобовой части коры полушарий головного мозга и отвечающих за автоматизм поведенческих действий человека. Благодаря этому мы можем не задумываясь выполнять многие действия. Например, одновременно вести машину, разговаривать по телефону и обрабатывать еще какую-то информацию. При рассогласовании внутреннего мира, то есть вашей модели поведения, со стимулами внешнего, социального мира, например с информацией о том, как себя вести нельзя, именно эти клетки запускают все механизмы выживания человека, именно они вызывают эмоцию страха, которая отвечает за выживание человека и за его адаптацию к социальной среде.

Главной задачей «детектора ошибок» для человека, для его выживания является умение отличать реальность от вымысла, правду ото лжи. Если бы у нас не было этого механизма, то все человечество превратилось бы в людей аутичных либо страдающих шизофренией. Именно эти люди сталкиваются с проблемой функционирования «детектора ошибок», то есть с неправильной работой этой части коры головного мозга. Этим фактом и объясняется странность их поведения с точки зрения социума.

Человеческий мозг разделен на обособленные, но взаимосвязанные отделы. Лобная часть коры головного мозга отвечает за автоматизм и распознавание скрытых смыслов в социальном контексте с учетом социальных отношений. Как показали исследования, повреждения именно этой зоны коры головного мозга дают нам возможность объяснить некоторые типы обмана, которые можно рассматривать как патологические модели, например истероидные, истеричные, шизофреногенные, аутичные формы существования человека.

Исходя из этой гипотезы, качество обмана позволяет выживать группе, корректируется давлением социальной общности и внутренней системы контроля баланса, которая находится именно в «детекторе ошибок». Таким образом, высшие корковые функции делают человека умелым лжецом благодаря возможности считывать еще и скрытые сигналы потенциальной жертвы. Из-за нарушений этих функций ложь становится более очевидной, легко распознаваемой и иногда воспринимается как патология.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.

Главный контролер мозга

За последние два-три года в мировой научной прессе идет буквально вал статей, посвященных исследованию так называемого «детектора ошибок» — одного из основных механизмов человеческого мозга. Говоря упрощенно, это некий невидимый «цензор», который следит, насколько правильны наши действия. Большинство людей о нем и не подозревают, не замечают, как он работает: нельзя же постоянно фиксировать каждый вдох и выдох, каждое движение тела.

Пока все идет по плану, мы ни о чем не задумываемся. Например, находясь в машине, не слышим шума нормально работающего двигателя. Но стоит появиться неисправности, и шум уже слышен, поскольку отличается от привычного.

«Детектор ошибок» постоянно сравнивает то, что происходит в данный момент, с заложенным в памяти «правильным» стереотипом, и если что-то не так, подает «тревожный» сигнал. Вот классический пример его работы: человек выходит из дома, и вдруг у него появляется ощущение, будто он что-то забыл взять или сделать. Что конкретно, не помнит, но в голове словно «загорается» сигнал: «Стоп!». Возвращаясь назад, он обнаруживает, что оставил, например, включенным свет или того хуже — утюг.

Повседневная жизнь человека в принципе невозможна без этого контрольного механизма мозга, а нарушение его работы может стать причиной серьезных заболеваний и психических расстройств.

Кто был первым

Впервые предположение о том, что в мозге человека существует регистратор ошибок, высказал британский психолог Раббитт в статье, опубликованной в 1966 году в журнале Nature. В основе его версии были результаты психологических тестов, а не инструментальные исследования мозга, позволяющие непосредственно зафиксировать явление.

Это было сделано примерно в то же время в Ленинграде, в Институте экспериментальной медицины. Руководитель лаборатории Наталья Бехтерева вместе с Валентином Гречиным (ныне покойным) лечили больных паркинсонизмом при помощи вживленных в мозг электродов. Обычно во время таких сеансов пациентам предлагали выполнить различные задания и проверяли, как на это будет реагировать тот или иной участок мозга. Вскоре ученые заметили удивительную закономерность: при любой ошибке пациентов в определенных точках мозга возникала одна и та же реакция.

Оказалось, что в нашем мозге существуют популяции клеток, которые реагируют именно на ошибки. Причем они расположены в разных зонах — и в подкорке, и в коре мозга.

— Мы почувствовали, что наткнулись на интересный феномен, который может оказаться базисным механизмом, сравнимым с условными рефлексами, — рассказывает академик Бехтерева. — Но в то же время мы боялись себе в этом признаться, не верили, что такое могло с нами произойти — слишком уж хорошо, красиво! Сразу же назвали этот феномен «детектором ошибок», но в первой статье не осмелились это сделать.

О своем открытии Бехтерева и Гречин впервые сообщили в статье, опубликованной в 1968 году в cборнике Annual Review на английском языке. Сам термин «детектор ошибок» появился в печати чуть позже, в 1971 году, в книге Натальи Бехтеревой «Нейрофизиологические аспекты психической деятельности человека». Там дается четкая оценка открытого явления: «…Наибольший интерес представляют «точки», обнаруживающие воспроизводимые изменения при ошибочном выполнении пробы… Эти точки представляют собой что-то вроде «детектора ошибок», анализатора правильности действий…». В 1978 году английская версия книги публикуется влиятельным международным издательством Oxford University Press, и таким образом сообщение об открытии российскими учеными «детектора ошибок» снова становится доступным на Западе. Позже появляется еще ряд публикаций Бехтеревой с соавторами в зарубежных журналах, в том числе подробная работа, посвященная «детектору», в International Journal of Psychophysiology (1987). В 1986 году, выступая с докладом о «детекторе ошибок» на конференции международного общества психофизиологии в Вене, она называет его одним из «основных механизмов надежности работы».

«Русской науки не существует»

В то время зарубежные коллеги (да и отечественные тоже) отнеслись к сообщениям ленинградских ученых довольно сдержанно. Зато теперь западные авторы не скупятся на оценки: «Детекция ошибок является одной из высших функций самоконтроля, присущих человеку» (K.Rubia, Academic Press, 2003) или — «Важность этого феномена … повысила интерес к этой проблеме. Все больше ученых пытаются найти его анатомическую базу» (H.Garavan, Neuroimage, 2003). Однако повода для нашего торжества здесь нет, ведь авторы статей не ссылаются на результаты российских ученых.

Например, группа исследователей Йельского и Стэнфордского университетов сообщает в предисловии к статье, опубликованной в прошлом году в журнале Biological Psychology, что «детектор ошибок» был открыт «около 10 лет назад двумя лабораториями», и называет два имени — W.Gehring (1993) и M.Falkenstein(1991). Практически во всех работах последних лет самые ранние ссылки идут именно на них, правда, некоторые авторы упоминают еще и Раббитта. А изобретение самого термина вообще приписывается разным людям. На работу Бехтеревой с соавторами, причем на одну из самых поздних, ссылаются лишь однажды.

Можно предположить, что никто из ученых, занимающихся этой проблемой последние 10-15 лет и особенно последние 2-3 года, просто ничего не знал о ленинградских работах 70-80-х годов, даже несмотря на то, что они опубликованы на Западе. И не обязаны были знать, примерно так ответил на письмо академика Бехтеревой один из издателей. Но вот строки из другого письма, присланного исследователем из Университета штата Орегон Доном Такером: «Дорогая д-р Бехтерева! Благодарю вас за присланный вами список опубликованных работ вашей лаборатории. Сожалею, что мы не процитировали их в нашей статье. Я знал о ваших исследованиях, однако не успел «поймать» сотрудника, готовившего материал к публикации. В следующий раз мы непременно будем стараться включать в наш материал упоминания о ваших работах».

Великая сила ссылки

Итак, одни действительно ничего не знали, другие знали, но сочли возможным не ссылаться на работы российских ученых, а некоторые даже запрашивали у Бехтеревой оттиски ее прежних публикаций. И здесь возникает законный вопрос: возможно ли вообще защитить свой приоритет? Существует ли какая-то высшая инстанция, в которую можно обратиться в спорных случаях, скажем, аналог суда? Да, комитет по издательской этике рассматривает подобные ситуации, но его возможности ограничены. В прошлом году он разобрался всего в 29 запросах, а таких случаев десятки тысяч.

В этом смысле в науке сегодня царит полнейший произвол. Издатель журнала Psychological Science прямо пишет об этом Наталье Бехтеревой: «Я не могу выяснять, знали ли авторы статей, публикуемых в нашем журнале, о существовании какой-либо работы, и если — да, то почему они решили на нее не ссылаться». Действительно, любой исследователь вправе цитировать, кого хочет. Однако западные ученые, и прежде всего американские, защищены в большей степени, поскольку являются частью сообщества, которое диктует правила в мировой науке. Довольно узкий круг людей «монополизирует» какую-то тему: они тесно связаны друг с другом, цитируют друг друга, дают положительные рецензии на статьи друг друга, отзывы по грантам и очень неохотно впускают в это сообщество посторонних.

В такой ситуации российские ученые (да и в какой-то степени европейские тоже — мне довелось обсуждать эту проблему с финскими и шведскими физиологами) оказываются практически бесправными. Причем это не зависит от области исследований. Вот что, например, рассказал известный молекулярный биолог академик Александр Спирин: «Мой коллега Анатолий Гудков сделал крупное открытие и напечатал статью в хорошем зарубежном журнале. Через два года ученые из Калифорнии опубликовали такую же работу, с той же постановкой эксперимента, такими же выводами, не сославшись на предшественников. После этого 90 процентов ссылок в научной литературе были уже на американцев».

Идти дальше

Причина такой несправедливости не только в незащищенности наших ученых. Дело и в особенностях отечественной науки, которой нередко бывает тесно в рамках современной грантовой системы и индекса цитирования. Лучшие российские ученые занимаются действительно прорывными идеями, создавая «рабочие места» для других, а сами не боятся менять направление исследований, если оно переходит, как заметил Александр Спирин, в «период скуки», и начинать что-то новое.

Возможно, если бы Бехтерева посвятила свою жизнь изучению одного лишь «детектора ошибок», то опубликовала бы на эту тему в десять раз больше работ и победила бы «количеством». Впрочем, скорее всего при таком подходе ей вряд ли удалось бы открыть сам феномен.

— Несколько позднее нас, в 1979 году, прекрасный финский ученый Ристо Наатаненн обнаружил одно из проявлений «детектора ошибок», которое известно теперь под термином «негативность рассогласования», — рассказывает Наталья Петровна. — С того момента разработка этой темы стала основной задачей его лаборатории, и Ристо сильно преуспел. Мы же интересовались работой всего мозга, и «детектор ошибок» стал одной из многих находок на этом пути.

Впрочем, теперь, спустя почти 40 лет после открытия, этот феномен снова стал объектом научного интереса Натальи Бехтеревой, но уже на совершенно новом витке. Она хочет понять, какую роль он играет в процессе творчества: помогает ли, «защищая от тривиальностей», от «изобретения велосипеда», или, наоборот, мешает, «ограничивая полет оригинальной мысли». Интересно, сколько десятков лабораторий станут заниматься этим через сорок лет?

Как Лейбниц с Ньютоном боролся

Андрей Юревич, доктор психологических наук, директор Центра науковедения Института истории естествознания и техники РАН:

В научном бизнесе давно бытует поговорка: «родить» идею намного проще, чем ее продать. Генерируют новинки наши ученые прекрасно, торгуют из рук вон плохо. Похожая ситуация и с научными приоритетами. Мало опубликовать в зарубежном издательстве или престижном журнале книгу или статью — их появляется огромное множество, надо, чтобы их заметили. И
здесь действуют свои законы. Скажем, чтобы привлечь внимание к написанной книге, надо организовать хотя бы пару рецензий.

Но многие российские ученые уверены: раз их статьи опубликованы в престижных зарубежных журналах, то это гарантирует им известность, а главное, высокий индекс цитируемости. Увы, это иллюзия. Довольно часто число ссылок на ту или иную статью не зависит от ее научного «веса». И, наоборот, могут обильно цитироваться авторы, чей вклад в науку не самый выдающийся.

Парадокс? Но только для непосвященных. Те, кто варится в научном мире, хорошо знакомы со «школьным эффектом». Суть в том, что любой автор ссылается преимущественно на «своих» — представителей той научной школы, к которой сам принадлежит. И на тех, к кому лично он хорошо относится. А вот «чужаков», состоящих в других школах, а также тех, кого автор недолюбливает, он цитирует намного реже. Да и то, как правило, если хочет опровергнуть их позицию или представить полными профанами.

Исключение, конечно, составляют живые «классики», их уж никак не проигнорируешь. Однако выдающихся ученых в любой науке немного. Вывод? Чтобы попасть в круг цитируемых на Западе, нашему ученому лучше всего получить Нобелевскую премию. Либо стать там «своим», что крайне трудно, живя в России.

Эту последнюю истину в последние годы у нас многие ученые осознали. Большую часть времени они проводят за границей, где завязывают массу контактов, публикуются в зарубежных журналах, следят, чтобы их цитировали и никто не покусился на их идею. В научном фольклоре эту категорию научных работников называют «космополитами» в отличие от «местников», привязанных к родным пенатам.

«Местники» всего этого лишены. Тем более им не с руки бомбардировать жалобами различные международные организации, призванные защищать авторские и прочие права ученых, затевать длительные судебные тяжбы по поводу приоритета. Которыми, кстати, история науки переполнена со времен нескончаемых судебных разбирательств между Ньютоном и Лейбницем.

Лучше взглянуть на нынешнюю ситуацию без эмоций. Надо признать, что за рубежом мало кто строит против нас козни, стремится проигнорировать, отнять приоритет. Главная причина наших проблем в другом. Как это ни парадоксально, мы только начинаем входить в мировую науку. Эта интеграция фактически началась после падения «железного занавеса», и должно пройти немало времени, чтобы любой наш ученый, а не только эмигранты, «космополиты» и нобелевские лауреаты стали полноценными членами мирового научного сообщества, чтобы их знали и цитировали наравне с зарубежными коллегами. А пока мы в общем-то играем в лотерею: заметят или не заметят, соизволят или не соизволят процитировать.

Борьба за приоритет — одна из захватывающих страниц мировой науки. Даже выдающиеся ученые, занявшие твердое место в пантеоне науки, страстно сражались за публичное признание своих идей. Достаточно назвать имена Ньютона, Декарта, Лейбница, Паскаля, Гюйгенса, Листера, Фарадея, Лапласа, Гоббса, Кавендиша, Уатта, Лавуазье, Бернулли, Нобеля и многих-многих других. Конечно, были и исключения. Например, Ч. Дарвин к приоритету относился совершенно безразлично.

А вот Галилей использовал для зашифровки своих мыслей разработанные им анаграммы, Леонардо да Винчи — специальный код.

Елена Кокурина, корреспондент Newsweek — специально для «РГ»

Источник

Детектор Ошибок

Мозговое Обеспечение Лжи

В течение последнего десятилетия тема мозгового обеспечения лжи и психофизиологических способах ее детекции привлекала большой интерес. Во многом этому способствовало развитие методов функциональной нейровизуализации. Однако, несмотря на активные исследования этого вопроса, с применением современных техник регистрации активности мозга (позитронно-эмиссионная томография (ПЭТ), функциональная магнитно-резонансная томография (фМРТ), вызванные потенциалы (ВП) и т.д.) до сих пор нет ясности в понимании того, как мозгом обеспечивается ложь. Можно ли, с точки зрения работы мозга, рассматривать ложь как отдельный вид деятельности (в противопоставлении к правде), а значит предлагать нейробиологическое объяснение (или модель) этого феномена? Или правильней было бы считать ложь просто более ресурсо-затратным видом деятельности (по сравнению с правдой) в терминах процессов внимания, принятия решения, прогнозирования возможных последствий в случае раскрытия (например, репутационных рисков) и т.д.? Отсутствие четких ответов на эти вопросы в сочетании с методическими особенностями и ограничениями применяемых методов нейровизуализации, обуславливает отсутствие общепринятого мнения относительно того, насколько наблюдаемые в исследованиях изменения мозговой активности могут однозначно свидетельствовать о том, что человек лжет.

Для решения этих вопросов нами было разработано специальное тестовое задание, за основу которого был взят принцип карточной игры «верю/не верю» – действия испытуемого были направлены на то, чтобы оппонент (компьютер) поверил в ложь и не поверил правде. Ключевой особенностью данного тестового задания являлось то, что испытуемый манипулировал действиями оппонента, самостоятельно и осознанно принимая решение лгать или нет.
В результате нами (методом вызванных потенциалов (ВП) было получено доказательство участия мозгового механизма «детекции ошибок» (ДО) в процессах обеспечения сознательных ложных действий. Было показано, что ложное действие, несмотря на его выгодность для субъекта, детектируется как некорректное – т.е. приводит к активации мозговой системы ДО. Дальнейшее исследование особенностей механизма ДО путем модификации режима его работы с помощью алкоголя выявило радикальное изменение реакции на ложь – инвертированное, по отношению к норме, сочетание амплитуд соответствующих компонентов вызванных потенциалов. Это явилось свидетельством нарушения процессов автоматического контроля вызванное алкоголем, когда ложное действие не воспринимается как некорректное.

Далее, уже с использованием методов ПЭТ и, затем, функциональной МРТ было установлен ряд фактов. Было показано, что, во-первых, и ложные и правдивые действия обеспечиваются в рамках единого набора мозговых областей – префронтальная кора, поясная извилина, ассоциативная моторная кора, а также теменные области коры. Во-вторых, было установлено, что специфическую связь именно с ложными действиями демонстрирует функциональная активность в области хвостатых ядер. Это именно та область, при регистрации физиологической активности в которой (напряжение кислорода) впервые в мировой практике, в 1968 г. Н.П. Бехтеревой и В.Б. Гречиным было продемонстрировано экспериментальное доказательство существования мозгового механизма детекции ошибок. Тем самым нами уточнена структурно-функциональная организация мозговой системы детекции ошибок при намеренных некорректных действиях – область передней поясной извилины обеспечивает постоянный мониторинг действий, а срабатывание на ложь характеризуется дополнительным вовлечением хвостатого ядра.

Затем, базируясь на разрабатываемой в нашем институте концепции ДО как одного из базисных механизмов организации работы мозга в норме и, что важно, при патологических состояниях, был проведен анализ изменений функционального состояния переднего отдела поясной извилины (ПБ 24,32), который является ключевым элементом системы детекции ошибок, у пациентов с синдромом навязчивых состояний (обсессивно-компульсивного расстройства (ОКР)) и болезнью Альцгеймера. Оценивались патологические изменений локальной скорости метаболизма глюкозы (СМГ) методом ПЭТ. В результате было выявлено снижение СМГ относительно нормы в этой области, т.е функциональное состояние поясной извилины в покое при этих заболеваниях не соответствует критериям нормы. В этом случае хирургическое воздействие оказывается именно на очаг патологической активности. Возможно, требует уточнения классическое представление о функциональном стереотаксисе как о способе коррекции состояния с помощью воздействия только на морфологически и функционально интактные структуры мозга, участвующие в формировании патологического. Стереотаксическая цингулотомия устраняет очаг патологической активности, что объясняет высокую эффективность таких операций и отсутствие послеоперационных нарушений мозговых функций и изменений личности пациента.

Источник

Существует
феномен “детектора ошибок”, открытый
в Институте мозга еще в 1968 году. Возникает
он в виде реакции мозга на отклонение
деятельности человека от какого-либо
плана.

Например,
уходя из дома, человек проверяет, выключил
ли он утюг. Достаточно сделать это один
раз, как в мозгу формируется некая
контролирующая программа. В результате
спешащий на работу человек, уже на улице
начинает чувствовать дискомфорт. Его
беспокойство усиливается до тех пор,
пока он не возвращается домой и не
обнаруживает, что забыл выключить утюг.

Оказывается,
мозг сам, независимо от человека,
проверяет, все ли его хозяин сделал
правильно. Если нет, он доступными
способами пытается сообщить об ошибке.

На
протяжении определенного отрезка
времени в мозгу формируются определенные
«охранные» программы.

Последствия
их работы мы видим на каждом шагу,
поскольку наш “детектор ошибок” не
знает, что есть норма. При решении задач
взаимоотношений между людьми он
пользуется физическими законами, вроде
“сила действия равна силе противодействия”.

“Детектор
ошибок” всего лишь часть возможностей
человеческого мозга. Сотрудник Института
экспериментальной медицины Владимир
Михайлович Смирнов занимался стимуляцией
мозга больного. Внезапно тот как бы
резко “поумнел” – в два раза улучшилась
память, он стал быстрее считать. Пациент
сказал, что ощутил что-то вроде озарения.
Такое чувство возникает у творческих
людей в момент, когда они становятся
способны написать выдающиеся стихи,
музыку, сделать открытие или изобретение.

Выходит,
что в мозгу каждого человека имеется
все необходимое, чтобы стать гением?
Скорее всего, это так. Каждый мозг,
несомненно, обладает сверхвозможностями,
и этот факт подтвердила наука. У людей,
которых мы называем талантами, эта
способность открыта с рождения. Бывает,
что она включается в экстремальных
ситуациях. Большинство же людей этими
возможностями не пользуется.

Известно,
что для гениев характерно “сжигание”
себя. Немногие гении доживали до
преклонного возраста. Это происходило
потому, что при активированных
сверхвозможностях у них в мозгу были
выключены защитные механизмы, призванные
защитить человека от самого себя.

2.2. Объяснение феномена памяти

Существует
множество гипотез относительно феномена
памяти.

«Феномен
мышечной памяти. Если человек начал
тренировать мышцы после длительного
перерыва, то ему гораздо проще набрать
предыдущие результаты размера мышц и
их мощи, нежели достигать этих высот с
нуля. Даже при значительном атрофировании
(“сдутии” мышц), имеющем место после
значительного перерыва, прежде очень
развитые, гипертрофированные мускулы
возвращают свой пиковый размер гораздо
быстрее, чем обычно.

Недавнее
исследование, при ближайшем рассмотрении,
преобразований типа волокон в период
мышечной гипертрофии <нагрузки>,
вероятно прольет свет на возможный
механизм этого феномена. Во время этого
исследования были проанализированы
распределение изоформ тяжелых соединений
миозина (ТСМ). Миозин, фибриллярный
белок, один из главных компонентов
сократительных волокон мышц — миофибрилл;
составляет 40-60 % общего количества
мышечных белков. При соединении миозина
с другим белком миофибрилл — актином —
образуется актомиозин — основной
структурный элемент сократительной
системы мышц (На электронных микрофотографиях
молекулы миозина имеют вид палочек
(1600´25 ) с двумя глобулярными образованиями
на одном из концов).Также исследованы
состав типа волокон, и размер волокон
мышцы в группе взрослых мужчин, ведущих
сидячий образ жизни, до и после 3х
месячного курса постоянных усиленных
тренировок, а также после 3х месяцев
отдыха. Во время периода постоянных
тренировок, содержание ТСМ IIX уменьшилось
от более чем 9% до 2%, при соответствующем
увеличении ТСМ IIA с 42% до 49%. В последующий
период отдыха, содержание ТСМ IIX достигло
велечины, превышающей уровень, имевшийся
до и в процессе постоянных тренировок,
свыше 17%! Как и ожидалось, значительныя
гипертрофия наблюдалась в волокнах
типа II после усиленных тренировок и
даже превышала норму после 3х месяцев
отдыха.

ТСМ,
относится к разновидности сокращающегося
мышечного волокна, и определяет, как
функционируют мышечные волокна. ТСМ
заставляет волокна быстро сокращаться,
медленно сокращаться или что-то в
промежутке. Определенные ТСМ могут
преобразовываться в ответ на усиленные
тренировки. В этом случае, волокна
содержащие ТСМ IIX — это волокна, которые
не определены однозначно , к какому типу
волокон они относятся, до тех пор, пока
не будут приведены в действие. Как только
они будут задействованы, они становятся
ТСМ IIAs. Так, что волокна, содержащие ТСМ
IIX протеины служат резервом типов
мышечной ткани при мышечной гипертрофии,
поскольку они способны преобразовываться
в волокна, содержащие ТСМ IIX, которые
растут легче в ответ на тренировки.

Это
исследование показало, что усиленные
тренировки уменьшают количество ТСМ
IIX при взаимном увеличении содержания
ТСМ IIA. Это ожидалось, и прежде было
отмечено изменениями в типе волокон
после усиленного тренинга. В период
отдыха, следующий за интенсивными
усиленными тренировками, возникает
превышение или удвоение в процентах
ТСM IIX изоформ, значительно выше измеренных
в обычном состоянии (до начала тренировок
с тяжестями). Это может означать, что
большее количество волокон доступно
для гипертрофирования (роста) именно
после перерыва от тренинга, нежели было
доступно изначально!!! Это довольно
хорошо может объяснить эффект мышечной
памяти, который многие из нас испытывали
на себе.»[12]

Генетическая
память. Мозг человека хранит массу
наследственной информации, оставленной
нам предками.

По
своим физиологическим и психическим
способностям организм человека подобен
дереву. И точно так же, как по годичным
кольцам пня можно прочесть его историю,
по следам «генетической памяти» можно
проследить «этапы большого пути» любого
человека. Подсознание человека хранит
массу наследственной информации,
проявляемой подчас в странной
приверженности к меньшим братьям нашим
— не только к домашним, но и к диким
животным. По этой же причине нецивилизованные
племена до сих пор ведут свою родословную
от тотемных диких животных. А половина
населения Земли в той или иной степени
верит в перевоплощение (реинкарнацию)
после смерти.

По
канонам восточной философии, после
смерти живого тела остается
информационно-энергетическое образование,
которое содержит все сведения о
закончившейся жизни, — рассказывает
исследователь. — Оно может сформировать
новое тело, причем не обязательно
человеческое, а, например, волчье, в
зависимости от духовности предыдущего
существования, или воплотиться в камень,
соответствующий деградации умершего
человека — патологического убийцы или
садиста. И все эти этапы перевоплощений
записываются в нашей генетической
памяти и передаются потомкам.

«Голографическая
память. Общепринятая теория памяти не
способна объяснить каким образом мозгу
удается запомнить такое колоссальное
количество информации. Если же обратиться
к голограммам, то все становится
совершенно понятно. Так, например,
голограмма позволяет записывать на
одно и то же место огромное количество
изображений, для этого достаточно всего
лишь изменить угол наклона под которым
лазер освещает кусок фотопленки. Чтобы
прочитать в последующем отдельное
изображение достаточно просто направить
лазерный луч под тем же углом, что был
использован при записи изображения.
Используя данный метод на 1 квадратном
сантиметре фотопленки можно записать
просто колоссальные объемы информации.
И если память в своей работе использует
голографический принцип, то ее колоссальная
вместимость совершенно не должна
вызывать у нас никакого удивления.

Нашу
способность вспоминать что-либо, можно
представить как считывание
лазером
изображения записанного под определенным
углом, если постепенно изменять угол
наклона лазера, то можно вызывать
последовательно образы различных
событий, а когда мы что-то забываем это
просто означает, что мы не можем найти
правильный угол, под которым следует
осветить нашу «голограмму», чтобы
извлечь из нее давно «забытое» восмоминание

Еще
один интересный феномен наблюдается,
если осветить лучом лазера какие-либо
2 предмета, например яблоко и стул, и
записать их интерференционный образ
на пленку. После этого если направить
свет от лазерного луча на стул и направить
отраженный от стула свет на эту пленку
на ней проявиться трехмерный образ
яблока. То есть один образ, может приводить
к появлению второго образа. Это очень
напоминает механизм работы ассоциативной
памяти.
Наверно у каждого случалось в жизни
такая ситуация, когда какой-то образ
вызывал в памяти далекие воспоминания,
иногда казавшиеся давно забытыми,
например какая-то мелодия, запах или
визуальный образ.

При
голографическом распознавании образов,
образ предмета особым способом
записывается на пленку (тут технические
подробности не так важны), далее свет
отраженный от другого, но похожего
предмета пропускается через эту пленку,
и на пленке появляется яркое световое
пятно, причем чем больше эти два предмета
похожи друг на друга, тем ярче и больше
получается пятно, если же предметы не
похожи друг на друга, то пятно не
появляется. То есть, используя
голографические принципы, становится
возможным решить очень сложную для
большинства компьютеров и чрезвычайно
простую для людей задачу по распознавания
образов.
Это объясняет, почему люди намного лучше
справляются с подобными задачами, чем
компьютеры.

Голографическая
теория позволяет объяснить феномены
фотографической
памяти,
так как если мозг действует как голограмма,
то он сохраняет в себе все, что когда-либо
видел и слышал с голографической
точностью. Некоторые люди умеют извлекать
из своей памяти эти колоссальные объемы
информации. Так человек, обладающий
фотографической памятью, может представить
себе страницы из любой книги, которую
он когда-либо видел в жизни в течение
всего нескольких секунд, с такой ясностью,
что сможет прочесть текст напечатанный
на странице.

Таким
образом, все люди обладают этой
способностью и возможно в будущем будут
найдены специальные методики, позволяющие
растормошить голографическую память
в каждом человеке.

Память
воды.
У воды, как выяснилось, есть своя «память».
Сложное строение и позволяет ей запоминать
информацию.

Когда
мы опускаем в воду какое-то вещество, и
оно растворяется — это значит, что
молекулы вещества подошли к нейтральной
оболочке ячейки.

Поскольку
молекула любого вещества имеет некую
электронную плотность или распределение
зарядов (все те же «плюсы» и «минусы»),
подойдя к нейтральной части, она начинает
притягивать к себе соответственно
«плюсы» или «минусы» внутри
ячейки. Ячейка «выворачивается»,
при этом ее поверхность теряет
нейтральность и становится
матрично-поляризованной. То есть на
оболочке ячейки, по сути, отпечатывается
«рисунок заряда», характерный для
растворенного вещества.

А
поскольку химические свойства вещества
зависят оттого, как распределен заряд
на его поверхности, когда «рисунок
заряда» отпечатался на воде, вода
перенимает эти свойства, продолжая
«перепечатывать» этот рисунок на
оболочках других ячеек. Вот это и есть
«прямая память воды».

Вода
способна передавать записанную на ней
информацию.

В
Алтайском политехническом институте,
в лаборатории профессора Павла Госькова
был проведен следующий эксперимент:
Святая вода добавлялась в обычную воду
в соотношении — 10 миллилитров «святой»
на 60 литров «обычной». Анализ
полученной воды показал удивительные
вещи: через какое-то время обычная вода
по своей структуре и биологическим
свойствам превратилась в «святую».
Менялась электропроводность, кроме
того, она приобретала новые биологически
активные и антимикробные свойства,
аналогичные воздействию ионов серебра.

Все
эти эксперименты приобретают совершенно
особый смысл, если вспомнить, что мы
состоим на 70% из воды.

Мы
— не что иное, как система сообщающихся
сосудов, по которым движутся потоки
разнообразных жидкостей, взаимодействующих
между собой. Наша жизнь поддерживается
химическими реакциями в водном растворе
поступлением питательных веществ в
клетки через межклеточную жидкость и
удалением отработанных продуктов через
нее же.

Раз
так, почему бы не попробовать превращать
воду находящуюся в нас в целебную?

Вода
способна запоминать даже звуки. Президент
Токийского института общих проблем
доктор Имато Масару. Дает воде «прослушать»
мелодию Моцарта, Бетховена или Баха,
после чего эту жидкость замораживает
и получает изображение. Выяснилось, что
оно у каждой мелодии индивидуальное.
И, по утверждению Масару, во всех
экспериментах каждое из них точно
повторяется. Общим является одно —
полученные снимки всегда красивы,
гармоничны и строго симметричны. А
«портрет» металлического рока —
сплошной хаос.

Еще
одна галерея, созданная Масару, —
изображения слов. Такие из них, как
«благодарю», «красота», «любовь»,
«душа», «ангел», «мать Тереза»
— радуют глаз изысканным орнаментом.
Совсем иная картина с фразами типа «мне
больно», «ты дурак», или «я тебя
убью» — их изображения чем-то напоминают
изображение металлического рока. (см.
Приложение№1)

Гипотеза
Унгара. Скотофобин – молекула памяти.
Американский физиолог Унгар связывал
хранение в ЦНС с функцией целого ряда
пептидов и белков. Он открыл, выделил
из мозга крыс и расшифровал структуру
одного такого нейропептида — скотофобина,
состоящего из 15 аминокислот. Для того,
чтобы отличить вновь синтезируемый при
обучении пептид от множества других,
имеющихся в мозге, Унгар вырабатывал у
крыс неестественный для них условный
рефлекс — избегания темноты. Крыса ,как
ночное животное, в норме избегает света
и стремится в экспериментальном открытом
поле скрыться в какую-либо затемненную
норку .Но как только она забиралась в
темную норку, она получала удар тока. В
конце концов такая крыса приучалась
избегать темноты ,чем существенно
отличалась от своих сородичей, лишенных
данного навыка. Из мозга обученных крыс
Унгар выделил особый пептид (скотофобин:
скотос — темнота, фобия — страх), который
никогда не встречался в мозге нормальных
животных. Однако вскоре выяснилось, что
и скотофобин не явился той молекулой
памяти, которая была бы способна
записывать ту или иную конкретную
информацию. По своей структуре скотофобин
оказался похож на молекулу АКТГ, которая
также обладала способностью улучшать
формирование памяти, но не являлась
специфичной ни для одного навыка.

Гипотеза
Мак-Коннелла. Им были выполнены знаменитые
опыты на белых червях — планариях по
«переносу памяти». У планарий
вырабатывали условный рефлекс избегания
света. Для этого их подвергали действию
электрического тока, если, они попадали
в освещенный участок специально
сконструированной камеры. После выработки
устойчивого навыка избегания света
планарий умерщвляли, размельчали и
затем скармливали порошок «обученных»
планарий необученным. После этого у
необученных планарий появлялся навык
избегания света. Однако, если порошок
«обученных» червей предварительно
обрабатывали раствором РНК-азы, а затем
скармливали его другим необученным
планариям, то у них навык избегания
света не появлялся. Из результатов этих
опытов Мак-Коннелл делал вывод о том,
что молекула РНК, являясь носителем
информации в ЦНС, способна передавать
память на конкретные события. Опыты
Мак-Коннелла неоднократно пытались
воспроизвести многие исследователи.
Результаты чаще не повторялись, однако,
несомненно, что существует некая связь
между накоплением информации в нейронах
и повышением в них содержания РНК.

Гипотеза
Хидена. В 50-ых годах шведский исследователь
Хиден установил тесную связь между
степенью выработки двигательных навыков
и содержанием РНК в нейронах соответствующих
моторных центров. В ходе обучения
содержание РНК в нейронах заметно
повышалось. Хиден обнаружил, что нейроны
— самые активные продуценты РНК в
организме. В одном нейроне содержание
РНК может колебаться от 20 до 20 000 пикограмм,
причем, нейроны, содержащие наибольшее
количество РНК, оказывались ответственными
за хранение большого объема информации.
На основании этих данных Хиден высказал
предположение, что именно молекула РНК
является главным нейрохимическим
субстратом памяти.

Опыты
по изучению активности головного мозга
в процессах запоминания и воспроизведения.
Ключи к разгадке феномена памяти — в
активности нашего головного мозга.
Запоминание и узнавание уже знакомых
объектов осуществляется задней и
передней областями коры головного
мозга.

Человек
обладает удивительной возможностью
постоянно откладывать получаемую
информацию в хранилище своей памяти,
даже если затем он не может осознать
запомненное. Так считают исследователи
Duke University Medical Center researchers, опубликовавшие
24 мая 2006 года в издательстве «Journal of
Neuroscience» отчет об изучении мозговой
активности человека в процессе
запоминания.

Исследователи
сначала предъявили 16-ти испытуемым
список слов. Затем испытуемые были
помещены в устройство, работающего по
принципу магнитного резонанса. И им был
предъявлен другой список слов, некоторые
из которых были из старого списка.
Исследователи наблюдали мозговую
активность с помощью измерения изменений
в кровотоке, выводившихся на сканер, в
то время как участники смотрели на
список.

Когда
участникам исследования встречалось
виденное ранее слово, монитор показывал
повышенную активность задней области
коры больших полушарий, независимо от
того, опознали ли они это слово сознательно
или нет. Обнаруженная зависимость
показывает, что мозг всегда имеет точный
ответ, даже если мы не осознаем то, что
уже видели слово раньше.

Итак,
если у нашего мозга всегда готово
правильное решение, почему же мы совершаем
ошибку, когда нас просят восстановить
последовательность предъявления
событий?

Исследователи
обнаружили, что, когда испытуемый
действительно видел слово впервые,
сканер фиксировал повышенную активность
в передней области коры — она была
гораздо сильней, чем в задней области,
которая отвечает за узнавание уже
знакомых слов. Но когда испытуемый
ошибочно относил новое слово к старым,
активность возрастала в обеих областях
коры.

Данные
участки коры головного мозга дают нам
смешанные сообщения, которые и приводят
к ошибкам в процессе узнавания.

Исследования
генетической памяти. Памела Сильвер
(Pamela Silver) из медицинского колледжа
Гарварда (Harvard Medical School) и её коллеги
преобразовали геном клетки так, что она
смогла запоминать определённые химические
воздействия и хранить сигнал о них даже
после прекращения «экспозиции».

Данная
работа представляет собой один из ярких
опытов по синтетической биологии. Учёные
давно пробуют конструировать живые
системы, создавая для них уникальный
генетический код, а эксперименты с
клетками, в частности, позволяют
проверить, как работает то или иное
нововведение.

Сильвер
и её команда построили биологическую
петлю памяти. Они сконструировали два
новых гена, собрав их из нескольких
кусочков ДНК, и встроили всё это в геном
дрожжевой клетки.

Первый
ген активировался, когда клетка
подвергалась действию сахара галактоза.
Этот ген запускал синтез белка — фактора
транскрипции, который в свою очередь
давал команду «старт» второму
искусственному гену. А второй ген был
спроектирован таким образом, что запускал
синтез того же самого фактора транскрипции,
который его активировал.

Так
получилась замкнутая петля обратной
связи, никак, однако, не влиявшая на
нормальное функционирование клетки.

Пока
клетка не «пробовала» галактозу,
она работала как обычно. Но стоило лишь
добавить сахар в раствор с культурой,
как генетическая петля памяти
активировалась и клетка начинала всё
время вырабатывать специфический фактор
транскрипции (что было видно по свечению
флуоресцентного красителя). Причём это
ключевой момент изобретения: свечение
продолжалось безостановочно, даже после
того как клетку перестали «кормить»
сахаром.

Авторы
этой искусственной биологической
системы подчёркивают, что её принцип
может пригодиться для создания
искусственных организмов, способных
индицировать уровень загрязнения
окружающей среды. И даже кратковременное
наличие загрязнителя не пройдёт
незамеченным, поскольку будет записано
в клеточной памяти.

Аналогичный
принцип придётся кстати при разработке
новых методов ранней диагностики рака
(клетки можно запрограммировать на
индикацию определённых повреждений
ДНК). Кроме того, исследователи намерены
разработать биологический клеточный
имплантат для млекопитающего (в
перспективе — для человека), который
будет суммировать и хранить данные о
повреждении клеток тела под действием
ультрафиолетового облучения.

Экстрасенсорные
опыты по воспроизведению генетической
памяти. На одном из выступлений в
Новосибирском Доме ученых известный
экстрасенс Валерий Авдеев продемонстрировал
интересный психологический опыт.
Погрузив участника эксперимента в
гипнотическое состояние, он последовательно
вызывал у того возрастные ассоциации,
направленные вспять, в детство. Достигнув
«младенческого состояния», Авдеев с
согласия испытуемого погрузил его в
тот период, когда он еще даже не был…
зачат. То, что происходило, не укладывалось
в известные рамки жизненного опыта.
Испытуемый последовательно воспроизводил
действия крестьянина XIX века, сеющего
рожь и плетущего со знанием дела лапти.

Авдеев
усложнил эксперимент: «А сейчас
доисторические времена. Что происходит
с вами?» И здесь началось нечто, внушающее
суеверный ужас. Солидный мужчина сорока
лет, в строгом черном костюме, при
галстуке, неожиданно встал на четвереньки,
запрокинул голову вверх и завыл
по-волчьи.»[12]

Источник

Феномен «Детектор ошибок» по В.Б. Гречину и Н.П. Бехтеревой

«Впервые феномен детекции ошибок — детектор ошибок — был открыт нами в 1968 г. С тех пор различные аспекты вопроса рассматривались нами в большом числе публикаций и в главах ряда монографий […]

Было показано, что в мозге имеются нейронные популяции, которые на какую-то данную сложную деятельность не реагируют; реагируют на её правильное выполнение; реагируют и на правильное, и на ошибочное выполнение задания. И наконец, отдельные нейронные популяции реагируют именно при ошибочном выполнении деятельности, будь то в связи с дефектом восприятия (ранняя реакция) или с дефектом реализации (поздняя реакция). Такие нейронные популяции были обнаружены нами первоначально в подкорковых структурах. Позднее такие же нейронные популяции были обнаружены нами и в коре.

Детектор ошибок активизируется при рассогласовании деятельности с её планом, точнее — с хранящейся в мозге матрицей (понятно, что вряд ли он активируется при ошибках в деятельности творческой).

Если прислушаться к себе, то окажется, что мы все давно знакомы с детектором ошибок; иногда как бы слушаемся его, иногда пренебрегаем им. То и другое желательно делать в меру: слишком большая покорность детектору ошибок, может привести к тяжёлому состоянию — синдрому навязчивости, нередко трудноконтролируемому. Наоборот, пренебрежение его «советами» может привести также к тяжёлым последствиям, хотя в этом случае как бы внешним. Как это бывает в реальности? Приведу случай типичный, хотя и не единственно возможный.

Вы выходите из дома и уже готовы захлопнуть дверь. И в этот момент у Вас появляется чувство, что не всё в порядке, Вы что-то забыли или забыли что-то сделать. Дверь ещё не закрыта, всё поправимо. Вы возвращаетесь (несмотря на суеверный страх — «дороги не будет»). И находите случайно вынутые из кармана ключи от квартиры, или невыключенный утюг, или что-то ещё, достаточное для того, чтобы произошла серьёзная неприятность. Ай да детектор ошибок, могли бы подумать Вы, если бы знали, что это он помогал Вам. На следующее утро Вы уже сознательно останавливаетесь у уже открытой двери и вспоминаете: что? Мысленный обзор дома, всё в порядке — вы уходите. А послезавтра уходите из дома, как уходили всегда. Это — счастливый конец, детектор сработал, Вы его послушались, но не подчинились ему.

Другая возможность. Наступило завтра. Дверь открыта, но Вы снова закрываете её изнутри и обходите дом. В общем-то всё в порядке, но всегда можно найти какую-то забытую мелочь или просто вещь, которую показалось нужным взять с собой. Послезавтра — то же самое. И через некоторое время Вы — раб детектора. Развивается подчиненность желанию возвращаться, да и не один раз. Вы опаздываете на работу, в институт — словом, туда, где надо быть вовремя, но это уже не проходит. Надо лечиться, и как можно скорее. Вначале могут помочь психотерапия и некоторые так называемые малые транквилизаторы. Но очень мало людей сразу обращается в этой ситуации к врачу. Обращаются тогда, когда жизнь становится невмоготу, когда в мозге под командованием детектора ошибок уже сформировалась матрица патологических действий. Лечение возможно, но теперь это уже очень не просто.

А вот второй случай. «Да ничего я не забыл, всё взял, всё так. И вообще — надо торопиться». А утюг… Или газ… Наименее трагично кончается что-то вроде забытых ключей, если есть запасные: в противном случае надо вскрывать дверь, что, естественно, в этот момент кажется очень неприятным. Дальнейшее — дело характера. Ведь человек в 99 и 9 в периоде процента случаев не знает о детекторе — страже выполнения привычных действий в соответствии с планом-матрицей, зафиксировавшейся в мозге для облегчения жизни в стереотипных ситуациях. А нестереотипные? А творческая работа? Вот уж здесь нет детектора ошибок. Здесь Вы свободны — и от оков, и от защиты.

На эту тему можно было бы написать если не роман, то хотя бы повесть. Но — не здесь. Детектор ошибок был заново «открыт» при некоторой вариации нейрофизиологической методики (вызванные потенциалы, а не динамика нейронной активности) рядом исследователей, причём был назван совершенно так же — детектор ошибок».

Бехтерева Н.П., Магия мозга и лабиринты жизни, СПб, «Нотабене», с.114-116.

Источник

Святослав Всеволодович Медведев
«Химия и жизнь» №6, 2010

Два года назад не стало всемирно известного ученого и удивительного человека — Натальи Петровны Бехтеревой. В годовщину этого печального события мы предлагаем нашим читателям фрагменты из книги воспоминаний о ней, вышедшей осенью 2009 года в издательстве «Сова» в Санкт-Петербурге («Наталья Бехтерева. Какой мы ее знали». Под ред. С. В. Медведева). Эта глава написана ее сыном, членом-корреспондентом РАН и директором санкт-петербургского Института мозга человека им. Н. П. Бехтеревой — Святославом Всеволодовичем Медведевым.

В начале 60-х годов ХХ века в жизни Натальи Петровны происходят два, казалось бы, не связанных события: трехмесячная стажировка в Великобритании и вызов к секретарю ЦК КПСС.

В Англии летом 1960 года НП (как ее называли друзья и ближайшие сотрудники) завязывает ряд очень важных знакомств с известными учеными. Но встреча в Бристоле с Греем Уолтером — пожалуй, крупнейшим исследователем человеческого мозга прошлого столетия — кардинально изменила ее жизнь. НП не раз говорила, что Грей один из очень немногих, кто действительно понимал мозг. Вероятно, также, как ее дед — Владимир Михайлович Бехтерев (академик В. М. Бехтерев 1857–1927 — выдающийся психиатр, невропатолог, физиолог, психолог, основоположник рефлексологии и патопсихологического направления в России. Основал в Санкт-Петербурге психоневрологический институт. — Примеч. ред.). Может быть, после общения с Греем НП решила исследовать не ЭЭГ, а сам мозг как наисложнейший объект во Вселенной.

Вообще НП вернулась из Англии совсем другим человеком. Изменился не только внешний вид (она радикально поменяла прическу). Самое главное, что уезжала она с одним темпераментом, а вернулась с другим. Это все равно что сравнить гоночный автомобиль с «Волгой».

Великая материальная сила

НП начала поход за вживленные электроды. Вообще, походы были в ее стиле и ее страстью. Большинство заканчивались победой. У нас была шутка: «Идея, овладевшая НП, становится материальной силой».

Вживленные электроды… Даже сейчас, говоря о них, многие испытывают трепет. Хотя имплантация электродов и стимуляция подкорковых ядер при паркинсонизме — сейчас рутинная операция. А тогда об этом даже говорить было страшно. К тому же первыми этот метод разработали и применили фашисты в концлагерях. Я помню высказывания в то время об «этих канадцах» (имелись в виду величайшие ученые Джаспер и Пенфилд), которые забивают в голову живому человеку золотой гвоздь и проводят свои человеконенавистнические эксперименты. Наш парторг такого не допустит.

Но НП все преодолела. Как? Не знаю, по малолетству. Минздрав СССР дал разрешение, и в 1962 году в Ленинградском нейрохирургическом институте имени А. Л. Поленова (ЛНХИ) провели первую операцию по имплантации электродов больной, страдающей болезнью Паркинсона. И это было не слепое копирование гениального Уолтера. У него электроды вводили не прицельно, веером и потом уже проверяли, куда попали. НП предложила вводить их стереотаксическим методом и, что очень важно, — сказала, куда надо вводить. Именно на этом и была позднее построена ее сотрудником и одним из моих учителей В. М. Смирновым наука — «стереотаксическая неврология».

Вообще, в этот момент НП поняла, что должна существенно расширить свои познания. Для ее новых устремлений уже не хватало только медицинских знаний. Она устраивает частные уроки для себя и своей ближайшей сотрудницы Натальи Ивановны Моисеевой. Проходит университетский курс матанализа, много пытается узнать от физиков. Кстати, именно НП начала массово принимать на работу в медицинские подразделения физиков и математиков.

Первую операцию начали утром, а закончили после полуночи. Столь долгое время объяснялось тем, что необходимо было провести расчеты для стереотаксического введения, а в распоряжении медиков тогда были только арифмометр и логарифмическая линейка. Оперировала блестящий нейрохирург Антонина Николаевна Орлова. Цена ошибки была и жизнь пациентки, и «жизнь» врачей, их дальнейшая работа. Но больная почувствовала себя лучше уже на операционном столе. Для первой операции НП выбрала тяжелейшую больную, которой не помогало никакое лечение. Она была прикованным к постели инвалидом, учительницей математики, которая даже не могла отличить круг от треугольника. И вот через несколько недель по коридору ЛНХИ неслась с огромным тюком в руках (помогала медсестре) молодая привлекательная женщина. Конечно, полностью паркинсонизм не ушел, это системное заболевание. Через двадцать лет женщина опять поступила в клинику, но двадцать лет нормальной жизни дорогого стоят.

Эти работы, по сути, стали настоящим прорывом в исследовании мозга. Впервые врач мог очень щадяще и вместе с тем эффективно вмешиваться в работу сложнейших мозговых систем. Но еще более важно то, что исследователь получал не традиционную электроэнцефалограмму с поверхности головы, а разнообразные сигналы «изнутри» мозга, вплоть до импульсов отдельных нейронов из коры и подкорковых ядер.

Говорят, что сегодня электростимуляцией мозга не занимается только ленивый. Более того, серийно производятся имплантируемые стимуляторы. Словом, рутина. А в то время НП столкнулась с неприятием, которое иногда доходило до яростного сопротивления. Вообще подобное не раз случалось на протяжении всей ее жизни. Прорыв, успех, резкая критика, потом — множество людей, которые «всегда это знали», а через несколько лет — рутинный метод исследования или лечения. Иногда даже прямое заимствование результатов.

Через несколько лет, уже в больнице на улице Гастелло, случилась трагедия — пациентка с электродами повесилась. К сожалению, такое редко, но бывает. При паркинсонизме тяжелая депрессия более чем оправданна. В то время операция уже стала почти рутинной. Тем не менее поступила анонимка, и пришла строжайшая комиссия. НП с сотрудниками — а это была действительно команда — выстояли. Они доказали свою невиновность. Но чего это стоило! А если бы нечто похожее произошло с первой больной?

В 1962 году НП вызвали в ЦК КПСС. Принимал ее Александр Николаевич Шелепин — член Президиума и секретарь ЦК, один из самых влиятельных людей в то время. Разговаривали несколько часов очень неформально: «вообще» о науке, о жизни, о ее планах. Наталья Петровна рассказывала о том, что можно лечить болезни мозга, что можно и нужно исследовать, как мозг мыслит, как в нем организованы процессы, обеспечивающие эмоции, речь и многое другое.

Дальнейшее было полной неожиданностью. А. Н. Шелепин сказал, что принято решение назначить НП заведующей отделом науки ЦК (это был очень высокий пост, но тупиковая должность для ученого). Однако, поговорив с НП, А. Н. Шелепин понял, что нецелесообразно отрывать такого сильного ученого от науки. Он предложил ей любой институт или в любой институт на любой пост. Плюс обещание материальной поддержки. Наталья Петровна выбрала Институт экспериментальной медицины, в котором решила организовать отдел.

Название отдела было вызывающим (как и многое, что делала НП): «Отдел прикладной нейрофизиологии человека». Вызывающим, поскольку в то время нейрофизиология была исключительно экспериментальной наукой, на кроликах и крысах. При этом у НП была программа исследования мозга на десятилетия вперед. Планировалось исследовать мозговой субстрат мысли, мозговые коды, то, как работают клетки мозга при деятельности человека, и применить эти знания для лечения больных.

Как известно, при создании новой организации возникают четыре проблемы.

Первая — программа работ. Она существовала в голове у НП и была отражена в ее выступлениях. Вторая — кадры, которые, как известно коммунистам, решают все. Нужно было подтянуть талантливую молодежь, а главное — руководителей среднего звена, завлабов и старших научных сотрудников. Как правило, такие люди либо уже имеют свое направление и их очень трудно переориентировать, либо они его так и не сформировали. НП удалось найти и заинтересовать и тех и других.

Третья — оборудование. Приборы дорогие, но они еще и фондируемые. В то время мало было иметь деньги, надо было еще быть включенным в план поставок. Одной из серьезных проблем, как уже говорилось, было большое время стереотаксических расчетов. Все это время (часы) больной лежал на столе с трепанационным отверстием, прикрытым салфеткой. Поэтому НП идет к Акселю Ивановичу Бергу — тогда он был главным в стране по кибернетике — и выпрашивает у него самую современную в то время машину «Минск-1». И вот в большом зале на Кировском проспекте устанавливается ЭВМ. На лампах. Она часто выходила из строя: то лампа перегорит, то контакт окислится. Скорость ее вычислений поражала воображение — 2000 операций в секунду. Картина была впечатляющая. Посередине комнаты стоит ревущий и гудящий монстр, а вокруг него пляшут несколько голых (в одних трусах) инженеров и техников, непрерывно его ремонтируя. Голых, потому что машина потребляла киловатты и исправно превращала их в тепло. Но свою задачу проведения операционных расчетов она впервые в мире выполняла.

И наконец, четвертая проблема: помещения. Сначала дали три комнаты без мебели на Кировском проспекте. Ремонтировали сами. Клиники не было. Потом постепенно прибавлялась комната за комнатой. Вместо своей клиники появлялись клинические базы в разных больницах города. Нельзя сказать, что это было оптимальным решением, но положение спасало.

Зачем НП была нужна клиника и работа с больными? Она сформировалась именно в условиях больницы и считала себя настолько же врачом, насколько и ученым. Кроме того, слово «прикладной» в названии отдела отражало направленность работы — поиск и применение новых методов лечения на основе знаний о мозге человека. Надо понимать, что в то время задача исследования мозговых кодов психической деятельности в практическом смысле считалась не то что невыполнимой, но даже чем-то вроде научного авантюризма. Об этом мечтал Грей. Но он был предельно независим и почти нищим, поэтому мог себе позволить такое поведение.

А у нас исследовали нейрон, отдельные клетки и их ансамбли, а также поведенческие реакции, условные рефлексы. Причем в основном на виноградных улитках, на крысах, кроликах. Именно эти работы составили славу отечественной физиологии. Но они не дали исчерпывающего ответа на то, как это происходит у человека.

Именно мечта о раскрытии кодов мозга и была той мощнейшей силой, которая заставила НП работать в клинике. Ведь в то время не было, по сути, ничего, кроме ЭЭГ. Не было средств нейровизуализации, таких, как ПЭТ или фМРТ. В руках НП был прорывной метод долгосрочных имплантированных электродов, непосредственный контакт с мозгом. Возможность регистрации активности из глубины мозга. Наконец, регистрация импульсной активности нейронов.

Но такую операцию, безусловно, можно было делать только для лечения тяжелого заболевания … Именно поэтому работа с больными — очень мощный способ познания устройства человеческого мозга. Это одновременно и способ поиска новых методов лечения. Один из наших лозунгов: «Когда знаешь, как устроена система, становится понятно, как ее чинить»…

Утро — не для дирекции

Вообще, создать такое — подвиг. Но надо еще учесть, что это все было создано при затрате времени три часа в день. НП позволяла себе заниматься административной работой только после трех часов дня. Утро было для лаборатории, для науки. Только это позволяло ей оставаться в первую очередь ученым даже при огромных административных нагрузках.

В шестидесятые годы Наталья Петровна выдвигает целый ряд прорывных концепций и теорий.

Теория устойчивого патологического состояния. НП рассказывала, что это было для нее как озарение, и долгое время считала, что теория настолько очевидна, что наверняка уже существует — она просто о ней не знает. Она даже исподволь расспрашивала коллег, не слышали ли они о том, где можно ознакомиться с этой концепцией. Никто не знал. И тогда она решилась на публикацию.

Организм человека в норме поддерживает нормальное состояние. Это было известно. При определенных заболеваниях, обычно хронических или длительных, в организме формируется патологическое состояние, при котором организм борется с болезнью или просто старается выжить. Суть теории в том, что это патологическое состояние может стать устойчивым и самоподдерживающимся. Даже когда фактор, вызывающий проблемы, пропадает, организм может сам из этого состояния не выйти. Вот это состояние, когда организм продолжает вести себя как больной уже при отсутствии болезни, НП назвала устойчивым патологическим состоянием — УПС.

Физиологически механизм его формирования понятен. Ведь гомеостаз, стабильность — универсальное свойство живых систем. Именно он поддерживает выживание. Однако в какой-то момент организм начинает «считать правильным» с трудом достигнутое патологическое, но тем не менее обеспечивающее жизнь состояние. Из этого вытекает еще один важнейший момент. Переход из УПС к нормальному состоянию должен сопровождаться фазой дестабилизации. Одно устойчивое состояние не может плавно перейти в другое, на время должно произойти ухудшение. Кстати, это и есть причина устойчивости УПС — организм борется против ухудшения состояния. Сейчас это звучит вполне логично и, кажется, не может быть иначе. Именно поэтому НП думала, что не она первая, что кто-то это уже сформулировал. Но она была первой.

Как и во многом другом. Еще одно крупнейшее открытие НП и Валентина Борисовича Гречина в 1968 году — детектор ошибок. Открытие было сделано попутно, в процессе лечения разных заболеваний (болезни Паркинсона, эпилепсии и пр.) с помощью долгосрочных имплантированных электродов.

Предполагается, что симптомы разнообразных заболеваний мозга вызваны тем, что определенные его элементы функционируют неправильно, следовательно, выключение этих участков или определенное воздействие на них может устранить симптомы заболевания. Это, в общем, было известно. Но весь вопрос в том, какие это участки и что нужно с ними делать. В мозгу около 10 миллиардов нейронов, и каждый из них работает по-своему. Это означает, что в миллиметре друг от друга могут находиться участки, деятельность которых будет поддерживать совершенно разные функции. Кроме того, мозг каждого человека уникален как по форме (размеру и форме головы), так и по локализации его функциональных зон на микроуровне. А воздействовать надо именно на участки со строго определенной специализацией, которые еще нужно найти. НП уже знала, где приблизительно находится цель, но только приблизительно. А для выздоровления больного это надо знать точно. Случайное разрушение не того участка может привести к печальным последствиям.

Поэтому из золотой царской монеты были специально изготовлены проволочки толщиной в сто микрон. Их скручивали и прицельно вводили по шесть таких тончайших пучков в полушарие, причем контакты у этих электродов были расположены на небольшом расстоянии друг от друга по длине пучка. Сначала электрическими импульсами воздействовали на различные участки около электродов и определяли, где находятся нужные. Потом их начинали либо «воспитывать», либо выключать. Сначала выключение было временным, чтобы проверить, нет ли побочных эффектов и присутствуют ли позитивные. И только если все было нормально, эти участки разрушали.

Принципиально важно, что, когда электроны введены, с их помощью можно не только воздействовать на мозг, но и регистрировать информацию из мозга. Так были получены внутримозговые аналоги ЭЭГ, данные о мозговом кровотоке, исследованы так называемые сверхмедленные процессы, а позднее — импульсная активность нейронов. Для этого, в частности, больного просили решать определенные психологические задачи. Иногда он выполнял их правильно, а иногда ошибался. Оказалось, что, когда человек делает ошибку, концентрация кислорода в мозгу меняется. Уровень кислорода отражает мозговой кровоток, а он, в свою очередь, связан с активностью нейронов на определенном участке. Так обнаружили область, контролирующую правильную деятельность мозга. Этот механизм назвали детектором ошибок.

Через десять лет финский ученый Ристо Наатанен открыл феномен «негативности рассогласования». Это сигнал на электроэнцефалограмме, который возникает, когда вы сталкиваетесь с чем-то неожиданным в окружающей слуховой среде. Вы ведете машину, вы не слышите звука двигателя. Но как только он застучит, вы сразу же реагируете. Это значит, что вы обращаете внимания не на рутину, а только на что-то необычное и важное. Это тоже разновидность детектора ошибок.

НП писала о том, что система детекции ошибок является одной из основных в деятельности мозга. У нас для большинства видов рутинной деятельности есть некий стандарт того, как это надо делать. Когда вы утром встаете, то не планируете определенные процедуры: мытье, бритье и прочее. Вы это делаете автоматически. Так, можно одновременно можно чистить зубы и обдумывать дела на день, ведя машину — разговаривать. Это обеспечивает матрица «стандартов», которая может быть очень жестко прошита и быть сиюминутной — как в случае с двигателем: вы его не слышите, считая это нормальным, и т. д.

Детектор ошибок — механизм, который реагирует на рассогласование реальной деятельности с ее моделью: поднимается «флажок» — ошибка. Это базовый механизм мозга, который, как установили недавно, работает, даже если больной находится в состоянии комы. Он действует независимо от нашего сознания. Если этот механизм ломается, то с мозгом происходят достаточно серьезные расстройства, так как он контролирует почти все виды деятельности.

Значение своего открытия НП осознала сразу — и в этом ее главная отличительная черта как ученого: не просто регистрировать новые данные, но пытаться дать им объяснение и определить их значение. Другие исследователи обратили внимание на детектор ошибок лишь спустя четверть века. С начала девяностых годов количество публикаций на эту тему растет лавинообразно. Это понятно, потому что в начале девяностых появилась техника, с помощью которой стало возможно исследовать эти процессы с небольшими затратами и сложностями. И, как это всегда бывает, за рубежом не только не ссылались на нас, но и объявили себя первооткрывателями. Несмотря на то что НП многократно описала этот механизм, причем в англоязычной литературе. Интересно, что западные исследователи (со многими она была знакома) спрашивали НП об этом явлении, поэтому трудно себе представить, что они по незнанию приписали себе приоритет. Какой же ценности должно быть открытие, если ради него идут на открытый грабеж!

Третья концепция НП, выдвинутая приблизительно в то же время, — очень красивая теория об обеспечении различных видов деятельности мозговой системой со звеньями различной степени жесткости. Суть ее в том, что для обеспечения деятельности в мозгу образуется система из нервных клеток. С одной стороны, это утверждение сейчас кажется почти очевидным. Но в то время еще не до конца был решен спор между локализационистами, полагавшими, что в мозгу существуют специализированные области-центры и один отвечает за речь, другой за внимание и т. д., и холистами, считавшими, что деятельность обеспечивает весь мозг. Веские аргументы были и у тех, и у других. И все-таки уже начало появляться мнение, что, скорее всего, это действительно система, но представление о ее свойствах было очень туманным. Настолько, что многие ученые, едва заслышав в докладах слово «система», просто переставали слушать, полагая, что дальше последуют спекулятивные утверждения.

Наталья Петровна впервые заявила, что в системе есть звенья различной степени жесткости. Жесткие (меньшинство) — это костяк, который всегда принимает участие в работе при обеспечении конкретного действия. Это как постоянная команда. И при необходимости обеспечить это действие такой костяк набирает для работы все нервные клетки, которые в данный момент свободны от обеспечения других видов деятельности. Причем, как было показано позднее, эта система нестабильна. То есть при каждом выполнении одного и того же задания она меняется. Жесткие звенья остаются, а гибкие могут быть уже другими, расположенными в других участках мозга.

Значение этого открытия очень велико. Оно концептуально. Оно объяснило многие противоречия между холистами и локализационистами. Стала понятна причина изменчивости, нестабильности многих результатов.

Следует упомянуть и о том, что сейчас в принципе также кажется почти очевидным: о комплексном методе исследования мозга. В монографии 1971 года «Нейрофизиологические аспекты психологической деятельности человека» НП пишет: «…Комплексный метод включает в себя, с одной стороны, исследование влияния локальных электрических воздействий на текущую и заданную эмоционально-психическую деятельность и, с другой стороны, анализ локальной динамики многих физиологических показателей состояния мозга при эмоциогенных и психологических тестах. С помощью указанного метода оказалось осуществимым, меняя условия наблюдения, вводя и исключая различные факторы внешней и внутренней среды, изучать, как, за счет каких сдвигов и в каких структурах мозга решается любая реализуемая мозгом психологическая задача».

Казалось бы, что тут такого: просто регистрируй все что можешь. Это не совсем так, точнее, совсем не так. Для того чтобы из купленных в магазине запчастей построить автомобиль, надо знать очень многое. Комплексный метод — это не только все регистрировать, но и иметь представление о том, как это взаимосвязано. О взаимодействии мозговых систем. Сейчас эти представления есть, поэтому комплексный метод воспринимается как нечто само собой разумеющееся. Тогда это было не так. Более того, можно сказать, что эти представления и появились благодаря комплексному методу.

Еще одной причиной было отсутствие приборов. Каждый из них регистрировал только один показатель: или ЭЭГ, или нейронную активность. Выполняя поставленную НП задачу, сотрудники отдела С. Г. Данько и Ю. Л. Каминский разработали полиэлектронейрограф — прибор, позволяющий одновременно, с одних и тех же электродов регистрировать различные виды биоэлектрической активности. Технически такой прибор было не очень сложно создать, но надо было поставить осмысленную задачу, зачем все это нужно и что с этими данными делать. Кроме того, были определенные психологические шоры. Исследователь, занимавшийся анализом ЭЭГ, не очень интересовался, что там получено с анализом импульсной активности нейронов. Ему хватало задач внутри его малого научного круга. Надо было преодолеть этот барьер.

Сейчас именно такой подход поставлен во главу угла. Например, Совет по науке северных стран (Скандинавия, Дания, Эстония и др.) дал грант и присвоил звание центра совершенства (center of excellence) группе лабораторий из этих стран, в том числе и нашему институту, для решения задачи когнитивного контроля. Определяющим стало такое построение исследований, при котором мы выработали общую стратегию исследования, но каждый выполняет свою часть работы: мы — ПЭТ (позитронно-эмиссионная томография. — Примеч. ред.), в Бергене — функциональную магниторезонансную томографию, в Хельсинки — магнитоэнцефалографию. Это прямое применение комплексного подхода, разработанного НП.

Хочу подчеркнуть: эти концепции были сформулированы не сейчас, когда накоплена огромная база данных, когда у нас в руках разнообразные методы картирования мозга. Образно говоря, сейчас открыть периодический закон Менделеева проще простого. Открыты все элементы, вычислены их атомные веса, известна квантовая структура атома. Но во время Дмитрия Ивановича Менделеева имелся минимум противоречивой, иногда ошибочной информации. Именно в таком положении была и НП.

Источник

Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 3 страниц]

Глава 2. Определение лжи и обмана

Психология распознавания лжи много лет разрабатывалась на Западе, особенно в США, сейчас постепенно эта сфера начинает интересовать и российских ученых. В отличие от западных, большинство исследований, которые были опубликованы в России, носят во многом компилятивный характер и по сути являются пересказом трудов Пола Экмана[11]11

Экман П. Психология лжи. – СПб., 1999.

[Закрыть]

, потому, наверное, что П. Экман был единственным ученым, побывавшим в нашей стране. Так или иначе, его «Психология лжи» переиздавалась в России несколько раз.

Безынструментальная детекция лжи для России является относительно новой и поэтому малоизученной областью исследования, но она особенно актуальна для нашей страны. Очевидно, что в политизированном обществе, которым сначала был СССР, а затем и Россия, не могли быть опубликованы исследования, раскрывавшие методики определения ситуаций, когда люди говорят правду, а когда обманывают. Именно поэтому был засекречен полиграф, а те модели, которые существовали в Советском Союзе и чуть позже в России, в большинстве своем также были недоступны широкой общественности. В частности, многие способы детекции лжи, в том числе и безынструментальной, разрабатывались в 30-й лаборатории КГБ СССР, и получить свободный доступ к ним было практически невозможно.

После развала Советского Союза, после перестройки ситуация несколько изменилась: появились ученые, которые начали заниматься изучением феномена ложной информации. Эти исследования были в большинстве своем очень теоретизированы, хотя сегодня они и составляют базу, на которую ссылается большинство людей, занимающихся изучением безынструментальной детекции лжи. Одним из таких трудов является статья В.В. Знакова «Западные, русские традиции в понимании лжи. Размышления российского психолога над исследованиями Пола Экмана»[12]12

Знаков В.В. Западные, русские традиции в понимании лжи. Размышления российского психолога над исследованиями Пола Экмана/Экман П. Психология лжи. – СПб., 1999. – С. 243–266.

[Закрыть]

, посвященная рассмотрению теоретических сущностей без учета практических моментов. Вне поля зрения, например, оказываются невербальные признаки, на которые необходимо обращать внимание в процессе детекции лжи. В.В. Знаков описывает явления различного рода и дает определения понятиям с точки зрения философской и отнюдь не с практической точки зрения.

С позиций фундаментальной науки это очень важно: необходимо определить, чем отличается неправда от вранья, вранье от обмана, обман ото лжи и т. д., поскольку мы прекрасно понимаем, что любой вопрос науки – это вопрос о понятиях. Когда мы знаем, что кроется за тем или иным словом, понятием, феноменом, нам проще рассуждать о них. Однако в рамках нашего исследования мы не будем брать за основу различного рода подходы в изучении лжи, а именно юридический или этический. Наш подход сугубо практический, следовательно, наша задача – не теоретизировать, а выяснить, что происходит с человеком, когда он говорит неправду, поэтому мы не будем описывать феномены обмана, вранья, баек, о которых рассуждает В.В. Знаков. Мы возьмем за основу модель П. Экмана, в своих исследованиях он называет все одним словом to lie («лгать»). Мы, подобно П. Экману, не будем различать ложь и обман и станем употреблять эти понятия как синонимы. Единственный момент, который необходимо оговорить, заключается в том, что в процессе лжи всегда задействованы как минимум два человека.

Пол Экман квалифицирует ложь/обман как действие, которым один человек вводит в заблуждение другого, делая это умышленно, без предварительного уведомления о своих целях и без отчетливо выраженной со стороны жертвы просьбы не раскрывать правды[13]13

Экман П. Психология лжи. – СПб., 1999.

[Закрыть]

. Данное определение позволяет нам утверждать, что во лжи задействованы как минимум два человека, то есть самообман ложью не является.

Кроме того, ученый вводит в свое определение такое понятие, как умысел. Невольно вспоминается моя любимая поговорка: «Есть умысел, а есть преступление». Исходя из этого, мы сразу понимаем, что ложь опирается на такое понятие, как деструктивный умысел. Очевидно, что человек обманывает другого без предварительного уведомления и в своих целях, но нас интересует другое – почему он это делает?

Там, где появляется ложь, всегда есть рентная информация. Что это такое и почему она важна? Давайте детально рассмотрим этот феномен.

Термин «информация» произошел от лат. informatio («разъяснение, изложение, осведомленность») и в самом широком смысле имеет непосредственное отношение к деятельности, в которой существует коммуникативный аспект. Коммуникация предполагает наличие системы, в которой есть информация, это могут быть как живые системы, так и машинные. Процесс передачи информации между людьми, объектами всегда протекает в системе. Если есть система, то возможны и различные проблемы и сбои в ее работе. Как вы считаете, могут ли быть обусловлены эти сбои, например, не только объективными (внешние помехи), но и субъективными (помехи, причиной которых является человек) факторами? Ответ очевиден: да. Как это применимо к нашей теме? Правда и ложь – это некие оценочные суждения, у которых нет четких критериев и определений. Правда и ложь – категории социальные.

Я спрошу вас: кто такой Робин Гуд? Террорист или контртеррорист? Преступник или герой?

Контекст имеет значение! Одно и то же явление в разных контекстах будет оцениваться по-разному. Для государства норманнов Робин Гуд является преступником, а для крестьян – героем.

С этой точки зрения одно и то же высказывание может оказаться и правдой, и ложью, поэтому изучение абстрактных категорий мы оставим философам, психологам и антропологам.

Давайте теперь посмотрим на вторую часть термина «рентная информация». Рента, от латинского reddita («отданная назад, возвращенная») – вид дохода, регулярно получаемого с капитала, земли, имущества и не связанного с предпринимательской деятельностью. На основе этого мы употребляем слово «рентный» как термин в значении «приносящий какую-либо выгоду». Таким образом, рентная информация – это информация ценная, приносящая какую-либо выгоду человеку.

Теперь, когда мы определились с понятием рентной информации, можем рассматривать такое явление, как ложь. Для нас ложь – это феномен целенаправленного сокрытия рентной информации. Что это значит?

В данном случае существует всего три основных, базовых ситуации, о которых можно говорить:

• кто-либо владеет рентной информацией, но об этом никто не знает;

• владелец рентной информации скрывает информацию, но не скрывает факт владения этой информацией (это присуще политическому истеблишменту не только у нас, но и во всех странах мира);

• владелец рентной информации скрывает не только информацию, но и сам факт обладания ею; заинтересованные лица знают об этом и начинают борьбу за присвоение данной информации (работа верификаторов, профайлеров, полиграфологов).

В процессе детекции лжи мы работаем в типичной ситуации противостояния владельца рентной информации и претендента на завладение ею, говоря профессиональным языком, виновного, причастного и верификатора. В этом противоборстве владелец рентной информации, отстаивая собственное благополучие, естественно, будет применять специальные методы ее защиты. Иными словами, ложь – это главный способ защиты рентной информации, который использует владелец информации в своем противостоянии с претендентом на ее получение.

Отталкиваясь от этой точки зрения, мы понимаем, что правда – это всего лишь общепринятая, социально приемлемая, одобряемая совокупность точек зрения на какое-то событие. Правда и ложь как амбивалентные явления будут являться конструктами нашего сознания для оценки конкретных действий партнера по коммуникации. Эти действия могут воплощаться в различных формах. Ответ на вопрос может воплотиться в высказывании, которое, с одной стороны, может быть устным или письменным, а с другой – кратким или развернутым. Часто ответ на вопрос человек дает невербально, то есть молчит, но своим поведением, мимикой, жестами показывает свое отношение к происходящему. Эти реакции могут подтверждать как правдивость, так и ложность сообщаемой информации.

Феномен намеренно скрываемой информации подробно рассматривал в своих работах Леонид Георгиевич Алексеев – известный российский полиграфолог, который с 1968 по 1985 г. работал в 25-й и 30-й лабораториях КГБ СССР и является разработчиком дистанционного, а потом и контактного полиграфа, автором исследования психофизиологии детекции лжи, связанного с изучением работы полиграфа и полиграфолога[14]14

Алексеев Л.Г. Психофизиология детекции лжи. – М., 2011.

[Закрыть]

. Вслед за Л.Г. Алексеевым мы не работаем с такими понятиями, как правда и ложь, в основе нашей деятельности лежит феномен намеренно скрываемой информации, рентной информации, которая может проявляться при предъявлении стимула в виде коротких ответов «да» и «нет», в виде развернутых ответов, в виде актов мимики и пантомимики. В ситуации намеренно скрываемой информации эти акты будут рассогласованными и проявятся неконгруэнтно, что будет очевидно для подготовленного верификатора.

Следуя этой логике, главное не в том, что отвечает обследуемый на вопрос, а в том, что заставляет его отвечать тем или иным образом, каков психологический или нейропсихологический механизм, формирующий ту или иную реакцию, ведь существует бесконечное множество мотивов, которые могут инициировать ложь, а тем более ее оттенки. Ложь может быть во благо, из сострадания, может зависеть от состояния души, служить достижению высоких (низких – чаще) целей. Будет проверяемый – человек, который находится в состоянии исследования, – говорить правду или лгать, зависит только от него, от его бессознательных и внутренних мотивов. Исходя из этого контекста задача верификатора – решить проблему, найти виновного и не совершить ошибки по отношению к непричастному.

Мы постоянно обращаемся к психологии лжи с точки зрения ее верификации, то есть использования разных методик, таких как инструментальная детекция лжи – опрос с применением полиграфа – и безынструментальная – профайлинг, когда человек исследуется без использования технических средств.

Мы помним, что человек – существо социальное, то есть он всегда находится в условиях, когда его оценивают окружающие, этот эволюционный механизм существует давно. В условиях профайлинговой или полиграфной проверки представителем социальной среды, которая формирует мнение о члене стаи, является верификатор-полиграфолог. Для человека очень важно выйти из ситуации, сохранив лицо, потому что социум задает правила игры, а мы хотим быть достойными его членами.

Давайте рассмотрим, как будет себя вести лицо невиновное. Непричастный человек думает об одном – представить себя в самом благоприятном для окружающих свете. Как правило, ему непонятен тот контекст, в котором он оказался. Согласитесь, не каждый день мы оказываемся один на один с профайлером или полиграфологом. Человек находится в условиях полной энтропии (неопределенности), что является стрессом само по себе, к тому же это может грозить невозможностью достижения его ближайших планов, жизненных целей, каких-то намеченных перспектив. В этом случае мотив самосохранения, данный человеку от рождения, начинает работать. Исходная целевая установка – достижение успеха – трансформируется. Если человек социально надежен, адаптирован, его мысли направлены на реализацию социальных идей и установок, то он демонстрирует поведение и ответы, которые будут ориентироваться на ценности этой среды. Во время тестирования эти люди демонстрируют поведение, свойственное их типу, характеру, темпераменту, базовым поведенческим реакциям, которые они используют всегда в своей жизни в соответствии со своими ценностными установками, то есть невиновный человек демонстрирует свои естественные стереотипы поведения, как правило не меняющиеся. Если верификатор безопасен, то через некоторое время человек невиновный успокаивается и спокойно беседует с полиграфологом, профайлером, поскольку ему стало понятно, что его оценивают из обычных, нормальных поведенческих стереотипов. Социум оценивает его так, как это делает всегда.

Совершенно другую картину мы имеем, когда дело касается виновного испытуемого. Мотивом, который становится доминирующим для человека, совершившего асоциальный поступок, является мотив самосохранения, избегания угрозы наказания, то есть в основе лежит страх, именно он заставляет человека вести себя неконгруэнтно, рассогласовывать сигналы, посылаемые вовне. Причастному также свойственно желание проявить себя как личность социальную, он точно так же пытается вести себя в соответствии со своими базовыми поведенческими стереотипами, но, поскольку есть страх, связанный с угрозой наказания, есть совершенный поступок, идущий вразрез с ценностями, возникает несоответствие поведенческих признаков, которые может увидеть верификатор.

В итоге мы пришли к тому, что не ложь, понимаемая как термин, обозначающий гамму явлений, которые сопровождают процесс коммуникации при действии мотива самосохранения, лежит в основе поведения причастного лица, а боязнь разоблачения и осознание вины перед социумом является причиной возникновения реакций. Говоря другим языком, если человек осознает, что скрывает информацию по поводу совершенного поступка, и ожидает возможную расплату за содеянное, то реакция будет. Если человек не понимает, что совершил противоправное деяние, то и реакция будет отсутствовать.

Таким образом, нас в большей степени интересует не ложь как вербальный феномен, а ее коммуникативные проявления, связанные с тем, как человек пытается адаптироваться к процедуре проверки, поэтому мы рассматриваем поведение причастного, в том числе ложь, как механизм адаптации. И как любой механизм адаптации, мы будем анализировать этот феномен сквозь призму трех условных моментов:

• механизм адаптации;

• структура убеждения;

• «двойное послание», или неконгруэнтное поведение, то есть противоречие сигналов тела словам.

Все перечисленные особенности связаны между собой и вытекают одна из другой. Эмоция возникает в том случае, когда есть убежденность, а противоречивое послание возникает тогда, когда человек не верит в то, что говорит, то есть убежденность отсутствует. Согласитесь, не самая комфортная ситуация, когда вы понимаете, что обладаете некой рентной информацией, и должны сказать социуму, что такого поступка в вашей прошлой жизни не было.

Феномен намеренно скрываемой информации позволяет нам утверждать, что верификатор не является ни гадалкой, ни экстрасенсом. Верификатор, профайлер, полиграфолог всегда работают с линией времени «настоящее – прошлое», потому что преступление: мошенничество, кража, любое другое противоправное действие – находится в прошлом опыте человека. При проверке мы не работаем с будущим, поскольку оно вероятностно, мы работаем с прошлым, которое составляет структуру нашего опыта.

Глава 3. Детектор ошибок, или Как наш мозг реагирует на ложь

Удивительно, но человек начинает обманывать или проявлять свою склонность к обману фактически с самого момента рождения. Младенцы активно пользуются чем-то вроде обмана: Иэн Лесли называет это явление плутовством[15]15

Подробнее см.: Лесли И. Прирожденные лжецы. Мы не можем жить без обмана. – М., 2012.

[Закрыть]

, Пол Экман – жульничеством[16]16

Экман П. Почему дети лгут. – М., 1993.

[Закрыть]

Источник

Читайте также

Как реагирует мозг ребенка на наши слова

Пусть реагирует!

8. Как ребенок реагирует на поведение родителей?

Мозг — детектор совпадений

Две степени лжи. Ложь существенная и ложь невинная

8. Как ребенок реагирует на поведение родителей?

Глава 4. Ложь, ложь и еще раз ложь

Откровенная (заведомая) ложь и Большая Ложь

ЧАСТЬ V. ЛОЖЬ КАК СРЕДСТВО МАНИПУЛЯЦИЙ Глава 1 . Ложь как социально-психологический феномен.

Если аудитория не реагирует

Глава XII Портрет человека, избавившегося от всех зон ошибок

Как клиент реагирует на психотерапевта

Глава 5 Занятой мозг – умный мозг?

Главный контролер мозга

Кто был первым

«Русской науки не существует»

Великая сила ссылки

Идти дальше

Как Лейбниц с Ньютоном боролся

Детектор Ошибок

2.2. Объяснение феномена памяти

Феномен «Детектор ошибок» по В.Б. Гречину и Н.П. Бехтеревой