Детектор ошибок мозга

Число «научных преступлений» за последние годы резко возросло, утверждает Международный комитет по издательской этике. Наиболее частые из них — кража приоритетов и плагиат. История с «детектором ошибок», который был открыт российскими учеными, как нельзя лучше подтверждает эту тенденцию.

Главный контролер мозга

За последние два-три года в мировой научной прессе идет буквально вал статей, посвященных исследованию так называемого «детектора ошибок» — одного из основных механизмов человеческого мозга. Говоря упрощенно, это некий невидимый «цензор», который следит, насколько правильны наши действия. Большинство людей о нем и не подозревают, не замечают, как он работает: нельзя же постоянно фиксировать каждый вдох и выдох, каждое движение тела.

Пока все идет по плану, мы ни о чем не задумываемся. Например, находясь в машине, не слышим шума нормально работающего двигателя. Но стоит появиться неисправности, и шум уже слышен, поскольку отличается от привычного.

«Детектор ошибок» постоянно сравнивает то, что происходит в данный момент, с заложенным в памяти «правильным» стереотипом, и если что-то не так, подает «тревожный» сигнал. Вот классический пример его работы: человек выходит из дома, и вдруг у него появляется ощущение, будто он что-то забыл взять или сделать. Что конкретно, не помнит, но в голове словно «загорается» сигнал: «Стоп!». Возвращаясь назад, он обнаруживает, что оставил, например, включенным свет или того хуже — утюг.

Повседневная жизнь человека в принципе невозможна без этого контрольного механизма мозга, а нарушение его работы может стать причиной серьезных заболеваний и психических расстройств.

Кто был первым

Впервые предположение о том, что в мозге человека существует регистратор ошибок, высказал британский психолог Раббитт в статье, опубликованной в 1966 году в журнале Nature. В основе его версии были результаты психологических тестов, а не инструментальные исследования мозга, позволяющие непосредственно зафиксировать явление.

Это было сделано примерно в то же время в Ленинграде, в Институте экспериментальной медицины. Руководитель лаборатории Наталья Бехтерева вместе с Валентином Гречиным (ныне покойным) лечили больных паркинсонизмом при помощи вживленных в мозг электродов. Обычно во время таких сеансов пациентам предлагали выполнить различные задания и проверяли, как на это будет реагировать тот или иной участок мозга. Вскоре ученые заметили удивительную закономерность: при любой ошибке пациентов в определенных точках мозга возникала одна и та же реакция.

Оказалось, что в нашем мозге существуют популяции клеток, которые реагируют именно на ошибки. Причем они расположены в разных зонах — и в подкорке, и в коре мозга.

— Мы почувствовали, что наткнулись на интересный феномен, который может оказаться базисным механизмом, сравнимым с условными рефлексами, — рассказывает академик Бехтерева. — Но в то же время мы боялись себе в этом признаться, не верили, что такое могло с нами произойти — слишком уж хорошо, красиво! Сразу же назвали этот феномен «детектором ошибок», но в первой статье не осмелились это сделать.

О своем открытии Бехтерева и Гречин впервые сообщили в статье, опубликованной в 1968 году в cборнике Annual Review на английском языке. Сам термин «детектор ошибок» появился в печати чуть позже, в 1971 году, в книге Натальи Бехтеревой «Нейрофизиологические аспекты психической деятельности человека». Там дается четкая оценка открытого явления: «…Наибольший интерес представляют «точки», обнаруживающие воспроизводимые изменения при ошибочном выполнении пробы… Эти точки представляют собой что-то вроде «детектора ошибок», анализатора правильности действий…». В 1978 году английская версия книги публикуется влиятельным международным издательством Oxford University Press, и таким образом сообщение об открытии российскими учеными «детектора ошибок» снова становится доступным на Западе. Позже появляется еще ряд публикаций Бехтеревой с соавторами в зарубежных журналах, в том числе подробная работа, посвященная «детектору», в International Journal of Psychophysiology (1987). В 1986 году, выступая с докладом о «детекторе ошибок» на конференции международного общества психофизиологии в Вене, она называет его одним из «основных механизмов надежности работы».

«Русской науки не существует»

В то время зарубежные коллеги (да и отечественные тоже) отнеслись к сообщениям ленинградских ученых довольно сдержанно. Зато теперь западные авторы не скупятся на оценки: «Детекция ошибок является одной из высших функций самоконтроля, присущих человеку» (K.Rubia, Academic Press, 2003) или — «Важность этого феномена … повысила интерес к этой проблеме. Все больше ученых пытаются найти его анатомическую базу» (H.Garavan, Neuroimage, 2003). Однако повода для нашего торжества здесь нет, ведь авторы статей не ссылаются на результаты российских ученых.

Например, группа исследователей Йельского и Стэнфордского университетов сообщает в предисловии к статье, опубликованной в прошлом году в журнале Biological Psychology, что «детектор ошибок» был открыт «около 10 лет назад двумя лабораториями», и называет два имени — W.Gehring (1993) и M.Falkenstein(1991). Практически во всех работах последних лет самые ранние ссылки идут именно на них, правда, некоторые авторы упоминают еще и Раббитта. А изобретение самого термина вообще приписывается разным людям. На работу Бехтеревой с соавторами, причем на одну из самых поздних, ссылаются лишь однажды.

Можно предположить, что никто из ученых, занимающихся этой проблемой последние 10-15 лет и особенно последние 2-3 года, просто ничего не знал о ленинградских работах 70-80-х годов, даже несмотря на то, что они опубликованы на Западе. И не обязаны были знать, примерно так ответил на письмо академика Бехтеревой один из издателей. Но вот строки из другого письма, присланного исследователем из Университета штата Орегон Доном Такером: «Дорогая д-р Бехтерева! Благодарю вас за присланный вами список опубликованных работ вашей лаборатории. Сожалею, что мы не процитировали их в нашей статье. Я знал о ваших исследованиях, однако не успел «поймать» сотрудника, готовившего материал к публикации. В следующий раз мы непременно будем стараться включать в наш материал упоминания о ваших работах».

Великая сила ссылки

Итак, одни действительно ничего не знали, другие знали, но сочли возможным не ссылаться на работы российских ученых, а некоторые даже запрашивали у Бехтеревой оттиски ее прежних публикаций. И здесь возникает законный вопрос: возможно ли вообще защитить свой приоритет? Существует ли какая-то высшая инстанция, в которую можно обратиться в спорных случаях, скажем, аналог суда? Да, комитет по издательской этике рассматривает подобные ситуации, но его возможности ограничены. В прошлом году он разобрался всего в 29 запросах, а таких случаев десятки тысяч.

В этом смысле в науке сегодня царит полнейший произвол. Издатель журнала Psychological Science прямо пишет об этом Наталье Бехтеревой: «Я не могу выяснять, знали ли авторы статей, публикуемых в нашем журнале, о существовании какой-либо работы, и если — да, то почему они решили на нее не ссылаться». Действительно, любой исследователь вправе цитировать, кого хочет. Однако западные ученые, и прежде всего американские, защищены в большей степени, поскольку являются частью сообщества, которое диктует правила в мировой науке. Довольно узкий круг людей «монополизирует» какую-то тему: они тесно связаны друг с другом, цитируют друг друга, дают положительные рецензии на статьи друг друга, отзывы по грантам и очень неохотно впускают в это сообщество посторонних.

В такой ситуации российские ученые (да и в какой-то степени европейские тоже — мне довелось обсуждать эту проблему с финскими и шведскими физиологами) оказываются практически бесправными. Причем это не зависит от области исследований. Вот что, например, рассказал известный молекулярный биолог академик Александр Спирин: «Мой коллега Анатолий Гудков сделал крупное открытие и напечатал статью в хорошем зарубежном журнале. Через два года ученые из Калифорнии опубликовали такую же работу, с той же постановкой эксперимента, такими же выводами, не сославшись на предшественников. После этого 90 процентов ссылок в научной литературе были уже на американцев».

Идти дальше

Причина такой несправедливости не только в незащищенности наших ученых. Дело и в особенностях отечественной науки, которой нередко бывает тесно в рамках современной грантовой системы и индекса цитирования. Лучшие российские ученые занимаются действительно прорывными идеями, создавая «рабочие места» для других, а сами не боятся менять направление исследований, если оно переходит, как заметил Александр Спирин, в «период скуки», и начинать что-то новое.

Возможно, если бы Бехтерева посвятила свою жизнь изучению одного лишь «детектора ошибок», то опубликовала бы на эту тему в десять раз больше работ и победила бы «количеством». Впрочем, скорее всего при таком подходе ей вряд ли удалось бы открыть сам феномен.

— Несколько позднее нас, в 1979 году, прекрасный финский ученый Ристо Наатаненн обнаружил одно из проявлений «детектора ошибок», которое известно теперь под термином «негативность рассогласования», — рассказывает Наталья Петровна. — С того момента разработка этой темы стала основной задачей его лаборатории, и Ристо сильно преуспел. Мы же интересовались работой всего мозга, и «детектор ошибок» стал одной из многих находок на этом пути.

Впрочем, теперь, спустя почти 40 лет после открытия, этот феномен снова стал объектом научного интереса Натальи Бехтеревой, но уже на совершенно новом витке. Она хочет понять, какую роль он играет в процессе творчества: помогает ли, «защищая от тривиальностей», от «изобретения велосипеда», или, наоборот, мешает, «ограничивая полет оригинальной мысли». Интересно, сколько десятков лабораторий станут заниматься этим через сорок лет?

Как Лейбниц с Ньютоном боролся

Андрей Юревич, доктор психологических наук, директор Центра науковедения Института истории естествознания и техники РАН:

В научном бизнесе давно бытует поговорка: «родить» идею намного проще, чем ее продать. Генерируют новинки наши ученые прекрасно, торгуют из рук вон плохо. Похожая ситуация и с научными приоритетами. Мало опубликовать в зарубежном издательстве или престижном журнале книгу или статью — их появляется огромное множество, надо, чтобы их заметили. И
здесь действуют свои законы. Скажем, чтобы привлечь внимание к написанной книге, надо организовать хотя бы пару рецензий.

Но многие российские ученые уверены: раз их статьи опубликованы в престижных зарубежных журналах, то это гарантирует им известность, а главное, высокий индекс цитируемости. Увы, это иллюзия. Довольно часто число ссылок на ту или иную статью не зависит от ее научного «веса». И, наоборот, могут обильно цитироваться авторы, чей вклад в науку не самый выдающийся.

Парадокс? Но только для непосвященных. Те, кто варится в научном мире, хорошо знакомы со «школьным эффектом». Суть в том, что любой автор ссылается преимущественно на «своих» — представителей той научной школы, к которой сам принадлежит. И на тех, к кому лично он хорошо относится. А вот «чужаков», состоящих в других школах, а также тех, кого автор недолюбливает, он цитирует намного реже. Да и то, как правило, если хочет опровергнуть их позицию или представить полными профанами.

Исключение, конечно, составляют живые «классики», их уж никак не проигнорируешь. Однако выдающихся ученых в любой науке немного. Вывод? Чтобы попасть в круг цитируемых на Западе, нашему ученому лучше всего получить Нобелевскую премию. Либо стать там «своим», что крайне трудно, живя в России.

Эту последнюю истину в последние годы у нас многие ученые осознали. Большую часть времени они проводят за границей, где завязывают массу контактов, публикуются в зарубежных журналах, следят, чтобы их цитировали и никто не покусился на их идею. В научном фольклоре эту категорию научных работников называют «космополитами» в отличие от «местников», привязанных к родным пенатам.

«Местники» всего этого лишены. Тем более им не с руки бомбардировать жалобами различные международные организации, призванные защищать авторские и прочие права ученых, затевать длительные судебные тяжбы по поводу приоритета. Которыми, кстати, история науки переполнена со времен нескончаемых судебных разбирательств между Ньютоном и Лейбницем.

Лучше взглянуть на нынешнюю ситуацию без эмоций. Надо признать, что за рубежом мало кто строит против нас козни, стремится проигнорировать, отнять приоритет. Главная причина наших проблем в другом. Как это ни парадоксально, мы только начинаем входить в мировую науку. Эта интеграция фактически началась после падения «железного занавеса», и должно пройти немало времени, чтобы любой наш ученый, а не только эмигранты, «космополиты» и нобелевские лауреаты стали полноценными членами мирового научного сообщества, чтобы их знали и цитировали наравне с зарубежными коллегами. А пока мы в общем-то играем в лотерею: заметят или не заметят, соизволят или не соизволят процитировать.

Борьба за приоритет — одна из захватывающих страниц мировой науки. Даже выдающиеся ученые, занявшие твердое место в пантеоне науки, страстно сражались за публичное признание своих идей. Достаточно назвать имена Ньютона, Декарта, Лейбница, Паскаля, Гюйгенса, Листера, Фарадея, Лапласа, Гоббса, Кавендиша, Уатта, Лавуазье, Бернулли, Нобеля и многих-многих других. Конечно, были и исключения. Например, Ч. Дарвин к приоритету относился совершенно безразлично.

А вот Галилей использовал для зашифровки своих мыслей разработанные им анаграммы, Леонардо да Винчи — специальный код.

Елена Кокурина, корреспондент Newsweek — специально для «РГ»

Святослав Всеволодович Медведев
«Химия и жизнь» №6, 2010

Два года назад не стало всемирно известного ученого и удивительного человека — Натальи Петровны Бехтеревой. В годовщину этого печального события мы предлагаем нашим читателям фрагменты из книги воспоминаний о ней, вышедшей осенью 2009 года в издательстве «Сова» в Санкт-Петербурге («Наталья Бехтерева. Какой мы ее знали». Под ред.  С. В. Медведева). Эта глава написана ее сыном, членом-корреспондентом РАН и директором санкт-петербургского Института мозга человека им. Н. П. Бехтеревой — Святославом Всеволодовичем Медведевым.

В начале 60-х годов ХХ века в жизни Натальи Петровны происходят два, казалось бы, не связанных события: трехмесячная стажировка в Великобритании и вызов к секретарю ЦК КПСС.

В Англии летом 1960 года НП (как ее называли друзья и ближайшие сотрудники) завязывает ряд очень важных знакомств с известными учеными. Но встреча в Бристоле с Греем Уолтером — пожалуй, крупнейшим исследователем человеческого мозга прошлого столетия — кардинально изменила ее жизнь. НП не раз говорила, что Грей один из очень немногих, кто действительно понимал мозг. Вероятно, также, как ее дед — Владимир Михайлович Бехтерев (академик В. М. Бехтерев 1857–1927 — выдающийся психиатр, невропатолог, физиолог, психолог, основоположник рефлексологии и патопсихологического направления в России. Основал в Санкт-Петербурге психоневрологический институт. — Примеч. ред.). Может быть, после общения с Греем НП решила исследовать не ЭЭГ, а сам мозг как наисложнейший объект во Вселенной.

Вообще НП вернулась из Англии совсем другим человеком. Изменился не только внешний вид (она радикально поменяла прическу). Самое главное, что уезжала она с одним темпераментом, а вернулась с другим. Это все равно что сравнить гоночный автомобиль с «Волгой».

Великая материальная сила

НП начала поход за вживленные электроды. Вообще, походы были в ее стиле и ее страстью. Большинство заканчивались победой. У нас была шутка: «Идея, овладевшая НП, становится материальной силой».

Вживленные электроды… Даже сейчас, говоря о них, многие испытывают трепет. Хотя имплантация электродов и стимуляция подкорковых ядер при паркинсонизме — сейчас рутинная операция. А тогда об этом даже говорить было страшно. К тому же первыми этот метод разработали и применили фашисты в концлагерях. Я помню высказывания в то время об «этих канадцах» (имелись в виду величайшие ученые Джаспер и Пенфилд), которые забивают в голову живому человеку золотой гвоздь и проводят свои человеконенавистнические эксперименты. Наш парторг такого не допустит.

Но НП все преодолела. Как? Не знаю, по малолетству. Минздрав СССР дал разрешение, и в 1962 году в Ленинградском нейрохирургическом институте имени А. Л. Поленова (ЛНХИ) провели первую операцию по имплантации электродов больной, страдающей болезнью Паркинсона. И это было не слепое копирование гениального Уолтера. У него электроды вводили не прицельно, веером и потом уже проверяли, куда попали. НП предложила вводить их стереотаксическим методом и, что очень важно, — сказала, куда надо вводить. Именно на этом и была позднее построена ее сотрудником и одним из моих учителей В. М. Смирновым наука — «стереотаксическая неврология».

Вообще, в этот момент НП поняла, что должна существенно расширить свои познания. Для ее новых устремлений уже не хватало только медицинских знаний. Она устраивает частные уроки для себя и своей ближайшей сотрудницы Натальи Ивановны Моисеевой. Проходит университетский курс матанализа, много пытается узнать от физиков. Кстати, именно НП начала массово принимать на работу в медицинские подразделения физиков и математиков.

Первую операцию начали утром, а закончили после полуночи. Столь долгое время объяснялось тем, что необходимо было провести расчеты для стереотаксического введения, а в распоряжении медиков тогда были только арифмометр и логарифмическая линейка. Оперировала блестящий нейрохирург Антонина Николаевна Орлова. Цена ошибки была и жизнь пациентки, и «жизнь» врачей, их дальнейшая работа. Но больная почувствовала себя лучше уже на операционном столе. Для первой операции НП выбрала тяжелейшую больную, которой не помогало никакое лечение. Она была прикованным к постели инвалидом, учительницей математики, которая даже не могла отличить круг от треугольника. И вот через несколько недель по коридору ЛНХИ неслась с огромным тюком в руках (помогала медсестре) молодая привлекательная женщина. Конечно, полностью паркинсонизм не ушел, это системное заболевание. Через двадцать лет женщина опять поступила в клинику, но двадцать лет нормальной жизни дорогого стоят.

Эти работы, по сути, стали настоящим прорывом в исследовании мозга. Впервые врач мог очень щадяще и вместе с тем эффективно вмешиваться в работу сложнейших мозговых систем. Но еще более важно то, что исследователь получал не традиционную электроэнцефалограмму с поверхности головы, а разнообразные сигналы «изнутри» мозга, вплоть до импульсов отдельных нейронов из коры и подкорковых ядер.

Говорят, что сегодня электростимуляцией мозга не занимается только ленивый. Более того, серийно производятся имплантируемые стимуляторы. Словом, рутина. А в то время НП столкнулась с неприятием, которое иногда доходило до яростного сопротивления. Вообще подобное не раз случалось на протяжении всей ее жизни. Прорыв, успех, резкая критика, потом — множество людей, которые «всегда это знали», а через несколько лет — рутинный метод исследования или лечения. Иногда даже прямое заимствование результатов.

Через несколько лет, уже в больнице на улице Гастелло, случилась трагедия — пациентка с электродами повесилась. К сожалению, такое редко, но бывает. При паркинсонизме тяжелая депрессия более чем оправданна. В то время операция уже стала почти рутинной. Тем не менее поступила анонимка, и пришла строжайшая комиссия. НП с сотрудниками — а это была действительно команда — выстояли. Они доказали свою невиновность. Но чего это стоило! А если бы нечто похожее произошло с первой больной?

В 1962 году НП вызвали в ЦК КПСС. Принимал ее Александр Николаевич Шелепин — член Президиума и секретарь ЦК, один из самых влиятельных людей в то время. Разговаривали несколько часов очень неформально: «вообще» о науке, о жизни, о ее планах. Наталья Петровна рассказывала о том, что можно лечить болезни мозга, что можно и нужно исследовать, как мозг мыслит, как в нем организованы процессы, обеспечивающие эмоции, речь и многое другое.

Дальнейшее было полной неожиданностью. А. Н. Шелепин сказал, что принято решение назначить НП заведующей отделом науки ЦК (это был очень высокий пост, но тупиковая должность для ученого). Однако, поговорив с НП, А. Н. Шелепин понял, что нецелесообразно отрывать такого сильного ученого от науки. Он предложил ей любой институт или в любой институт на любой пост. Плюс обещание материальной поддержки. Наталья Петровна выбрала Институт экспериментальной медицины, в котором решила организовать отдел.

Название отдела было вызывающим (как и многое, что делала НП): «Отдел прикладной нейрофизиологии человека». Вызывающим, поскольку в то время нейрофизиология была исключительно экспериментальной наукой, на кроликах и крысах. При этом у НП была программа исследования мозга на десятилетия вперед. Планировалось исследовать мозговой субстрат мысли, мозговые коды, то, как работают клетки мозга при деятельности человека, и применить эти знания для лечения больных.

Как известно, при создании новой организации возникают четыре проблемы.

Первая — программа работ. Она существовала в голове у НП и была отражена в ее выступлениях. Вторая — кадры, которые, как известно коммунистам, решают все. Нужно было подтянуть талантливую молодежь, а главное — руководителей среднего звена, завлабов и старших научных сотрудников. Как правило, такие люди либо уже имеют свое направление и их очень трудно переориентировать, либо они его так и не сформировали. НП удалось найти и заинтересовать и тех и других.

Третья — оборудование. Приборы дорогие, но они еще и фондируемые. В то время мало было иметь деньги, надо было еще быть включенным в план поставок. Одной из серьезных проблем, как уже говорилось, было большое время стереотаксических расчетов. Все это время (часы) больной лежал на столе с трепанационным отверстием, прикрытым салфеткой. Поэтому НП идет к Акселю Ивановичу Бергу — тогда он был главным в стране по кибернетике — и выпрашивает у него самую современную в то время машину «Минск-1». И вот в большом зале на Кировском проспекте устанавливается ЭВМ. На лампах. Она часто выходила из строя: то лампа перегорит, то контакт окислится. Скорость ее вычислений поражала воображение — 2000 операций в секунду. Картина была впечатляющая. Посередине комнаты стоит ревущий и гудящий монстр, а вокруг него пляшут несколько голых (в одних трусах) инженеров и техников, непрерывно его ремонтируя. Голых, потому что машина потребляла киловатты и исправно превращала их в тепло. Но свою задачу проведения операционных расчетов она впервые в мире выполняла.

И наконец, четвертая проблема: помещения. Сначала дали три комнаты без мебели на Кировском проспекте. Ремонтировали сами. Клиники не было. Потом постепенно прибавлялась комната за комнатой. Вместо своей клиники появлялись клинические базы в разных больницах города. Нельзя сказать, что это было оптимальным решением, но положение спасало.

Зачем НП была нужна клиника и работа с больными? Она сформировалась именно в условиях больницы и считала себя настолько же врачом, насколько и ученым. Кроме того, слово «прикладной» в названии отдела отражало направленность работы — поиск и применение новых методов лечения на основе знаний о мозге человека. Надо понимать, что в то время задача исследования мозговых кодов психической деятельности в практическом смысле считалась не то что невыполнимой, но даже чем-то вроде научного авантюризма. Об этом мечтал Грей. Но он был предельно независим и почти нищим, поэтому мог себе позволить такое поведение.

А у нас исследовали нейрон, отдельные клетки и их ансамбли, а также поведенческие реакции, условные рефлексы. Причем в основном на виноградных улитках, на крысах, кроликах. Именно эти работы составили славу отечественной физиологии. Но они не дали исчерпывающего ответа на то, как это происходит у человека.

Именно мечта о раскрытии кодов мозга и была той мощнейшей силой, которая заставила НП работать в клинике. Ведь в то время не было, по сути, ничего, кроме ЭЭГ. Не было средств нейровизуализации, таких, как ПЭТ или фМРТ. В руках НП был прорывной метод долгосрочных имплантированных электродов, непосредственный контакт с мозгом. Возможность регистрации активности из глубины мозга. Наконец, регистрация импульсной активности нейронов.

Но такую операцию, безусловно, можно было делать только для лечения тяжелого заболевания … Именно поэтому работа с больными — очень мощный способ познания устройства человеческого мозга. Это одновременно и способ поиска новых методов лечения. Один из наших лозунгов: «Когда знаешь, как устроена система, становится понятно, как ее чинить»…

Утро — не для дирекции

Вообще, создать такое — подвиг. Но надо еще учесть, что это все было создано при затрате времени три часа в день. НП позволяла себе заниматься административной работой только после трех часов дня. Утро было для лаборатории, для науки. Только это позволяло ей оставаться в первую очередь ученым даже при огромных административных нагрузках.

В шестидесятые годы Наталья Петровна выдвигает целый ряд прорывных концепций и теорий.

Теория устойчивого патологического состояния. НП рассказывала, что это было для нее как озарение, и долгое время считала, что теория настолько очевидна, что наверняка уже существует — она просто о ней не знает. Она даже исподволь расспрашивала коллег, не слышали ли они о том, где можно ознакомиться с этой концепцией. Никто не знал. И тогда она решилась на публикацию.

Организм человека в норме поддерживает нормальное состояние. Это было известно. При определенных заболеваниях, обычно хронических или длительных, в организме формируется патологическое состояние, при котором организм борется с болезнью или просто старается выжить. Суть теории в том, что это патологическое состояние может стать устойчивым и самоподдерживающимся. Даже когда фактор, вызывающий проблемы, пропадает, организм может сам из этого состояния не выйти. Вот это состояние, когда организм продолжает вести себя как больной уже при отсутствии болезни, НП назвала устойчивым патологическим состоянием — УПС.

Физиологически механизм его формирования понятен. Ведь гомеостаз, стабильность — универсальное свойство живых систем. Именно он поддерживает выживание. Однако в какой-то момент организм начинает «считать правильным» с трудом достигнутое патологическое, но тем не менее обеспечивающее жизнь состояние. Из этого вытекает еще один важнейший момент. Переход из УПС к нормальному состоянию должен сопровождаться фазой дестабилизации. Одно устойчивое состояние не может плавно перейти в другое, на время должно произойти ухудшение. Кстати, это и есть причина устойчивости УПС — организм борется против ухудшения состояния. Сейчас это звучит вполне логично и, кажется, не может быть иначе. Именно поэтому НП думала, что не она первая, что кто-то это уже сформулировал. Но она была первой.

Как и во многом другом. Еще одно крупнейшее открытие НП и Валентина Борисовича Гречина в 1968 году — детектор ошибок. Открытие было сделано попутно, в процессе лечения разных заболеваний (болезни Паркинсона, эпилепсии и пр.) с помощью долгосрочных имплантированных электродов.

Предполагается, что симптомы разнообразных заболеваний мозга вызваны тем, что определенные его элементы функционируют неправильно, следовательно, выключение этих участков или определенное воздействие на них может устранить симптомы заболевания. Это, в общем, было известно. Но весь вопрос в том, какие это участки и что нужно с ними делать. В мозгу около 10 миллиардов нейронов, и каждый из них работает по-своему. Это означает, что в миллиметре друг от друга могут находиться участки, деятельность которых будет поддерживать совершенно разные функции. Кроме того, мозг каждого человека уникален как по форме (размеру и форме головы), так и по локализации его функциональных зон на микроуровне. А воздействовать надо именно на участки со строго определенной специализацией, которые еще нужно найти. НП уже знала, где приблизительно находится цель, но только приблизительно. А для выздоровления больного это надо знать точно. Случайное разрушение не того участка может привести к печальным последствиям.

Поэтому из золотой царской монеты были специально изготовлены проволочки толщиной в сто микрон. Их скручивали и прицельно вводили по шесть таких тончайших пучков в полушарие, причем контакты у этих электродов были расположены на небольшом расстоянии друг от друга по длине пучка. Сначала электрическими импульсами воздействовали на различные участки около электродов и определяли, где находятся нужные. Потом их начинали либо «воспитывать», либо выключать. Сначала выключение было временным, чтобы проверить, нет ли побочных эффектов и присутствуют ли позитивные. И только если все было нормально, эти участки разрушали.

Принципиально важно, что, когда электроны введены, с их помощью можно не только воздействовать на мозг, но и регистрировать информацию из мозга. Так были получены внутримозговые аналоги ЭЭГ, данные о мозговом кровотоке, исследованы так называемые сверхмедленные процессы, а позднее — импульсная активность нейронов. Для этого, в частности, больного просили решать определенные психологические задачи. Иногда он выполнял их правильно, а иногда ошибался. Оказалось, что, когда человек делает ошибку, концентрация кислорода в мозгу меняется. Уровень кислорода отражает мозговой кровоток, а он, в свою очередь, связан с активностью нейронов на определенном участке. Так обнаружили область, контролирующую правильную деятельность мозга. Этот механизм назвали детектором ошибок.

Через десять лет финский ученый Ристо Наатанен открыл феномен «негативности рассогласования». Это сигнал на электроэнцефалограмме, который возникает, когда вы сталкиваетесь с чем-то неожиданным в окружающей слуховой среде. Вы ведете машину, вы не слышите звука двигателя. Но как только он застучит, вы сразу же реагируете. Это значит, что вы обращаете внимания не на рутину, а только на что-то необычное и важное. Это тоже разновидность детектора ошибок.

НП писала о том, что система детекции ошибок является одной из основных в деятельности мозга. У нас для большинства видов рутинной деятельности есть некий стандарт того, как это надо делать. Когда вы утром встаете, то не планируете определенные процедуры: мытье, бритье и прочее. Вы это делаете автоматически. Так, можно одновременно можно чистить зубы и обдумывать дела на день, ведя машину — разговаривать. Это обеспечивает матрица «стандартов», которая может быть очень жестко прошита и быть сиюминутной — как в случае с двигателем: вы его не слышите, считая это нормальным, и т. д.

Детектор ошибок — механизм, который реагирует на рассогласование реальной деятельности с ее моделью: поднимается «флажок» — ошибка. Это базовый механизм мозга, который, как установили недавно, работает, даже если больной находится в состоянии комы. Он действует независимо от нашего сознания. Если этот механизм ломается, то с мозгом происходят достаточно серьезные расстройства, так как он контролирует почти все виды деятельности.

Значение своего открытия НП осознала сразу — и в этом ее главная отличительная черта как ученого: не просто регистрировать новые данные, но пытаться дать им объяснение и определить их значение. Другие исследователи обратили внимание на детектор ошибок лишь спустя четверть века. С начала девяностых годов количество публикаций на эту тему растет лавинообразно. Это понятно, потому что в начале девяностых появилась техника, с помощью которой стало возможно исследовать эти процессы с небольшими затратами и сложностями. И, как это всегда бывает, за рубежом не только не ссылались на нас, но и объявили себя первооткрывателями. Несмотря на то что НП многократно описала этот механизм, причем в англоязычной литературе. Интересно, что западные исследователи (со многими она была знакома) спрашивали НП об этом явлении, поэтому трудно себе представить, что они по незнанию приписали себе приоритет. Какой же ценности должно быть открытие, если ради него идут на открытый грабеж!

Третья концепция НП, выдвинутая приблизительно в то же время, — очень красивая теория об обеспечении различных видов деятельности мозговой системой со звеньями различной степени жесткости. Суть ее в том, что для обеспечения деятельности в мозгу образуется система из нервных клеток. С одной стороны, это утверждение сейчас кажется почти очевидным. Но в то время еще не до конца был решен спор между локализационистами, полагавшими, что в мозгу существуют специализированные области-центры и один отвечает за речь, другой за внимание и т. д., и холистами, считавшими, что деятельность обеспечивает весь мозг. Веские аргументы были и у тех, и у других. И все-таки уже начало появляться мнение, что, скорее всего, это действительно система, но представление о ее свойствах было очень туманным. Настолько, что многие ученые, едва заслышав в докладах слово «система», просто переставали слушать, полагая, что дальше последуют спекулятивные утверждения.

Наталья Петровна впервые заявила, что в системе есть звенья различной степени жесткости. Жесткие (меньшинство) — это костяк, который всегда принимает участие в работе при обеспечении конкретного действия. Это как постоянная команда. И при необходимости обеспечить это действие такой костяк набирает для работы все нервные клетки, которые в данный момент свободны от обеспечения других видов деятельности. Причем, как было показано позднее, эта система нестабильна. То есть при каждом выполнении одного и того же задания она меняется. Жесткие звенья остаются, а гибкие могут быть уже другими, расположенными в других участках мозга.

Значение этого открытия очень велико. Оно концептуально. Оно объяснило многие противоречия между холистами и локализационистами. Стала понятна причина изменчивости, нестабильности многих результатов.

Следует упомянуть и о том, что сейчас в принципе также кажется почти очевидным: о комплексном методе исследования мозга. В монографии 1971 года «Нейрофизиологические аспекты психологической деятельности человека» НП пишет: «…Комплексный метод включает в себя, с одной стороны, исследование влияния локальных электрических воздействий на текущую и заданную эмоционально-психическую деятельность и, с другой стороны, анализ локальной динамики многих физиологических показателей состояния мозга при эмоциогенных и психологических тестах. С помощью указанного метода оказалось осуществимым, меняя условия наблюдения, вводя и исключая различные факторы внешней и внутренней среды, изучать, как, за счет каких сдвигов и в каких структурах мозга решается любая реализуемая мозгом психологическая задача».

Казалось бы, что тут такого: просто регистрируй все что можешь. Это не совсем так, точнее, совсем не так. Для того чтобы из купленных в магазине запчастей построить автомобиль, надо знать очень многое. Комплексный метод — это не только все регистрировать, но и иметь представление о том, как это взаимосвязано. О взаимодействии мозговых систем. Сейчас эти представления есть, поэтому комплексный метод воспринимается как нечто само собой разумеющееся. Тогда это было не так. Более того, можно сказать, что эти представления и появились благодаря комплексному методу.

Еще одной причиной было отсутствие приборов. Каждый из них регистрировал только один показатель: или ЭЭГ, или нейронную активность. Выполняя поставленную НП задачу, сотрудники отдела С. Г. Данько и Ю. Л. Каминский разработали полиэлектронейрограф — прибор, позволяющий одновременно, с одних и тех же электродов регистрировать различные виды биоэлектрической активности. Технически такой прибор было не очень сложно создать, но надо было поставить осмысленную задачу, зачем все это нужно и что с этими данными делать. Кроме того, были определенные психологические шоры. Исследователь, занимавшийся анализом ЭЭГ, не очень интересовался, что там получено с анализом импульсной активности нейронов. Ему хватало задач внутри его малого научного круга. Надо было преодолеть этот барьер.

Сейчас именно такой подход поставлен во главу угла. Например, Совет по науке северных стран (Скандинавия, Дания, Эстония и др.) дал грант и присвоил звание центра совершенства (center of excellence) группе лабораторий из этих стран, в том числе и нашему институту, для решения задачи когнитивного контроля. Определяющим стало такое построение исследований, при котором мы выработали общую стратегию исследования, но каждый выполняет свою часть работы: мы — ПЭТ (позитронно-эмиссионная томография. — Примеч. ред.), в Бергене — функциональную магниторезонансную томографию, в Хельсинки — магнитоэнцефалографию. Это прямое применение комплексного подхода, разработанного НП.

Хочу подчеркнуть: эти концепции были сформулированы не сейчас, когда накоплена огромная база данных, когда у нас в руках разнообразные методы картирования мозга. Образно говоря, сейчас открыть периодический закон Менделеева проще простого. Открыты все элементы, вычислены их атомные веса, известна квантовая структура атома. Но во время Дмитрия Ивановича Менделеева имелся минимум противоречивой, иногда ошибочной информации. Именно в таком положении была и НП.

Есть такая старая индийская сказка про сороконожку, у которой спросили, в какой последовательности она переставляет ноги. Сороконожка задумалась и не смогла сделать ни шагу.

Точно также ни одна профессиональная машинистка не ответит вам сходу, в каком ряду на клавиатуре расположена та или иная буква. Она сначала представит себе клавиатуру, потом мысленно пробежит по ней пальцами и только после этого ответит на ваш вопрос. Спросите у любого водителя со стажем, в каком порядке расположены педали тормоза, сцепления и газа. И вы увидите, как он будет пытаться «вспомнить ногами», где какая педаль расположена.Примерно 70% всех наших действий — а по некоторым источникам и все 90% — мы выполняем на автомате. Не задумываясь. У нас в мозге есть встроенный автопилот, который берет на себя управление рутинными делами.

Когда мозг включает «детектор ошибок»?

Наш мозг способен сам, без нашей помощи и нашего участия, заниматься уборкой, мытьем посуды, приготовлением обеда. Может сам доехать до работы привычным маршрутом и вернуться домой. А еще завязать шнурки, купить в магазине продукты на ужин, вставить одеяло в пододеяльник. (При этом, если вы вдруг захотите сознательно проконтролировать процесс, одеяло внутри пододеяльника перекрутится восемь раз или развернется поперек).

Когда мы чему-то учимся, например, ездить на велосипеде или играть на пианино, наш мозг отслеживает каждое наше движение, тщательно записывает последовательность наших действий в долговременную память, повторяет потом эти уроки по ночам (именно по ночам идет закрепление двигательных навыков). А потом наступает момент, когда мозг говорит: все, запомнил, дальше я буду делать это сам, а ты пока можешь заняться чем-то другим. Например, мечтать, пока мы катаемся на велосипеде. Или обдумывать решение какой-то проблемы, пока мы чистим картошку.

Режимом автопилота в нашем мозге управляет пассивная сеть нейронов DMN (default mode network). Она была открыта совсем недавно. А началось все с провалившегося эксперимента.

В самом конце 90-х годов ХХ века докторант медицинского колледжа в Милуоки (штат Висконсин) Бхарат Бисвал изучал сигналы мозга, находящегося в покое. Ему нужны были чистые сигналы на сканере. Бисвал просил своих пациентов ни о чем не думать, успокоиться, очистить ум, смотреть на белый крест посреди черного экрана. И пациенты вроде бы честно выполняли указания экспериментатора. Но сканер упорно показывал, что активность их мозга не снижается. Более того, деятельность некоторых отделов мозга становится более скоординированной.

А этого не могло быть!

Это было нарушением одного из основных нейрофизиологических постулатов: мозг работает, когда получает конкретное задание и отключается, когда мы его не стимулируем.

Эксперимент Бхарата Бисвала можно было бы списать на обычную неудачу, в конце концов, любое исследование начинается с длинной вереницы проб и ошибок, если бы в то же самое время американский невролог Гордон Шульман из Медицинской школы Вашингтонского университета не столкнулся бы с той же самой проблемой: в состоянии покоя наш мозг более активен и деятелен, нежели в то время, когда мы решаем сознательные задачи.

Свою гипотезу о дефолтной системе мозга Гордон Шульман предложил в 1997 году. Революции в нейрофизиологии не произошло, гипотезу Шульмана никто не принял всерьез.

Между прочим, еще в 50-х годах ХХ века группа американских исследователей во главе с Л.Соколовым выявила некий парадокс, который они тогда не смогли объяснить: почему бездействующий мозг потребляет больше кислорода и энергии, чем мозг, загруженный решением определенной задачи.

В 1998 году коллега Шульмана по Вашингтонскому университету Маркус Рейчел, принимавший участие в первых экспериментах, продолжил исследование деятельности мозга в состоянии покоя и в 2001 году сформулировал теорию дефолтной системы мозга. С этого момента началось активное исследование DMN и количество научных работ на эту тему увеличивается лавинообразно с каждым годом.

Что за эти годы удалось выяснить?

Автопилот нашего мозга использует те же самые сети, в которых формируются мечты и фантазии. Поэтому DMN не только берет на себя выполнение всех тех задач, которые были уже многократно апробированы и доведены до автоматизма. Она еще участвует в работе воспоминаний, занимается планами на будущее и отвечает за создание эмоционального фона.

И здесь начинается самое интересное! Когда все эти процессы, контролируемые сетью DMN — режим автопилота, витание в облаках и генерирование планов — переплетаются, наш мозг рождает гениальные идеи.

Есть такой расхожий мем: В любой непонятной ситуации иди мыть посуду. Или, как вариант, готовить еду. Его обычно воспринимают как шутку. А это — чистая правда. Если решение какой-то проблемы зашло в тупик, если вам нужно запустить творческий процесс, если производство новых идей в вашей голове по какой-то причине приостановилось — займитесь рутиной, отпустите мысли в свободное плавание.

Кстати, мыть посуду или чистить картошку не обязательно. Можно отправиться на пробежку или пойти поплавать.

Дефолтная система нейронов генерирует креативные идеи не в одиночку. В этот процесс вовлечены еще две нейронные сети: салиентная (salience network), которая отсеивает из потока информации самые важные данные, и исполнительная (executive control network), которая контролирует реакции на разнообразные стимулы. Но именно дефолтная дирижирует всем процессом.

Насколько надежна эта сеть DMN. Можем ли мы полностью доверять нашему встроенному автопилоту? Подчиняется ли автопилот нашего мозга первому закону робототехники, сформулированному Айзеком Азимовым: «робот не может причинить вред человеку или своим бездействием допустить, чтобы человеку был причинен вред».

Мы доверяем кофемашине сварить нам утром чашечку кофе. И точно знаем, что она не подсунет нам в чашу цианистый калий. Мы доверяем роботу-пылесосу уборку дома. И точно знаем, что он не засосет в себя дорогую нашему сердцу коллекцию нэцке (если, конечно, не дотянется до полки). Мы безоговорочно доверяем стиральной машине, тостеру и прочим бытовым помощникам. И никому из нас не приходит в голову контролировать их работу. Нажали кнопку «пуск» и занимаемся своими делами. Когда все будет готово — нас позовут громким пиканьем. А если что-то пойдет не так, встроенный контролер нам сообщит, что у кофемашины, например, засорился фильтр, а у стиральной прекратилась подача воды.

Есть такой встроенный контролер у нашего автопилота?

Есть. Он называется «детектор ошибок». И самое удивительное, что он был открыт на тридцать лет раньше, чем сама сеть DMN.

Первым предположение о том, что у нашего мозга есть встроенный контролер ошибок, высказал британский психолог Патрик Раббитт. Его статья была опубликована в 1966 году в журнале Nature. Но Раббитт опирался не на инструментальные исследования мозга с помощью специальных приборов, а на психологические тесты.

В это же самое время феномен реакции мозга на разные ошибки был обнаружен в Ленинградском институте экспериментальной медицины. Причем совершенно случайно. Руководитель лаборатории Наталья Бехтерева и ее ассистент Валентин Гречин пытались найти способ лечения больных Паркинсоном с помощью вживленных электродов. И обнаружили удивительное явление: если пациент допускал ошибку, выполняя какое-то задание, на это реагировал определенный участок мозга. И эти самые активные точки совпадали на всех «географических картах мозга» всех пациентов.

Наталье Бехтеревой и Валентину Гречину удалось выявить популяции клеток нашего мозга, которые реагировали на ошибки и в коре, и в подкорке.

В 1968 году они опубликовали статью о своем открытии «детектора ошибок» в сборнике научных статей Annual Review. Впрочем, сам термин, был придуман чуть позже — в 1971-м и впервые был упомянут в книге Натальи Бехтеревой «Нейрофизиологические аспекты психической деятельности человека».

Когда включается «детектор ошибок»?

Когда возникает рассогласование нашей деятельности с той матрицей, которая хранится в мозге. Мозг точно знает, в какой последовательности мы, например, гладим белье. Пошагово помнит, как мы собираемся на работу. И постоянно сравнивает наши действия с заложенным в него планом. Если вдруг какой-то пункт из этого плана выпадает, мозг говорит: Стоп! Доску достала, утюг включила, белье погладила, сложила в шкаф, а шнур-то утюга из розетки не выдернула! Или, пока вы запираете входную дверь, мозг проводит ревизию имущества рассованного по карманам и отделениям сумки: Документы на месте, телефон на месте, ключи в руках, а где очки?

Иногда наш детектор ошибок срабатывает без задержки. Но бывает, что мы вспоминаем про утюг, когда уже находимся в дороге. И тогда мы несемся домой выключать утюг, перебирая в голове страшные картинки пожара, которые подсовывает нам мозг.

Пренебрегать советами детектора ошибок — опасно, может привести к тяжелым последствиям. Но и становиться заложником детектора — тоже не правильно. Это может привести к синдрому навязчивости. Вы начнете постоянно прислушиваться к себе, перестанете доверять себе и своему автопилоту. Будете по сто раз проверять карманы перед выходом из дома или по сто раз бегать смотреть на выключенный утюг, газовую плиту или закрытый кран. Так можно превратиться в раба детектора ошибок. А в нем самом сформирует новая матрица патологического поведения: пять раз вернуться с дороги или десять раз проверить самого себя.

Подписывайтесь на наш канал VIBER!

Детектор ошибок — наш сторож. Но не хозяин. Нельзя позволять ему командовать. А если вы уже попали в замкнутый круг, что делать? Переписать матрицу. Сознательно отработать еще раз все, что вы обычно делаете на автомате, чтобы мозг запомнил правильную последовательность действий без патологических перегибов. И подавал бы сигнал тревоги только в том случае, если действительно заметил ошибку, а не авансом, на всякий случай.

Легендарный полярный исследователь Отто Юльевич Шмидт (на фото) носил окладистую бороду. Говорят, однажды какой-то журналист спросил у Отто Юльевича, куда он кладет бороду на ночь — на одеяло или под одеяло. Шмидт сходу на вопрос ответить не смог, но пообещал проследить за бородой. Следующую ночь полярник провел без сна. Ему мешала борода. Причем мешала и на одеяле и под одеялом.опубликовано econet.ru.

Марина Собе-Панек

P.S. И помните, всего лишь изменяя свое сознание — мы вместе изменяем мир! © econet

«Впервые феномен детекции ошибок — детектор ошибок — был открыт нами в 1968 г. С тех пор различные аспекты вопроса рассматривались нами в большом числе публикаций и в главах ряда монографий […]

Было показано, что в мозге имеются нейронные популяции, которые на какую-то данную сложную деятельность не реагируют; реагируют на её правильное выполнение; реагируют и на правильное, и на ошибочное выполнение задания. И наконец, отдельные нейронные популяции реагируют именно при ошибочном выполнении деятельности, будь то в связи с дефектом восприятия (ранняя реакция) или с дефектом реализации (поздняя реакция). Такие нейронные популяции были обнаружены нами первоначально в подкорковых структурах. Позднее такие же нейронные популяции были обнаружены нами и в коре.

Детектор ошибок активизируется при рассогласовании деятельности с её планом, точнее — с хранящейся в мозге матрицей (понятно, что вряд ли он активируется при ошибках в деятельности творческой).

Если прислушаться к себе, то окажется, что мы все давно знакомы с детектором ошибок; иногда как бы слушаемся его, иногда пренебрегаем им. То и другое желательно делать в меру: слишком большая покорность детектору ошибок, может привести к тяжёлому состоянию — синдрому навязчивости, нередко трудноконтролируемому. Наоборот, пренебрежение его «советами» может привести также к тяжёлым последствиям, хотя в этом случае как бы внешним. Как это бывает в реальности? Приведу случай типичный, хотя и не единственно возможный.

Вы выходите из дома и уже готовы захлопнуть дверь. И в этот момент у Вас появляется чувство, что не всё в порядке, Вы что-то забыли или забыли что-то сделать. Дверь ещё не закрыта, всё поправимо. Вы возвращаетесь (несмотря на суеверный страх — «дороги не будет»). И находите случайно вынутые из кармана ключи от квартиры, или невыключенный утюг, или что-то ещё, достаточное для того, чтобы произошла серьёзная неприятность. Ай да детектор ошибок, могли бы подумать Вы, если бы знали, что это он помогал Вам. На следующее утро Вы уже сознательно останавливаетесь у уже открытой двери и вспоминаете: что? Мысленный обзор дома, всё в порядке — вы уходите. А послезавтра уходите из дома, как уходили всегда. Это — счастливый конец, детектор сработал, Вы его послушались, но не подчинились ему.

Другая возможность. Наступило завтра. Дверь открыта, но Вы снова закрываете её изнутри и обходите дом. В общем-то всё в порядке, но всегда можно найти какую-то забытую мелочь или просто вещь, которую показалось нужным взять с собой. Послезавтра — то же самое. И через некоторое время Вы — раб детектора. Развивается подчиненность желанию возвращаться, да и не один раз. Вы опаздываете на работу, в институт — словом, туда, где надо быть вовремя, но это уже не проходит. Надо лечиться, и как можно скорее. Вначале могут помочь психотерапия и некоторые так называемые малые транквилизаторы. Но очень мало людей сразу обращается в этой ситуации к врачу. Обращаются тогда, когда жизнь становится невмоготу, когда в мозге под командованием детектора ошибок уже сформировалась матрица патологических действий. Лечение возможно, но теперь это уже очень не просто.

А вот второй случай. «Да ничего я не забыл, всё взял, всё так. И вообще — надо торопиться». А утюг… Или газ… Наименее трагично кончается что-то вроде забытых ключей, если есть запасные: в противном случае надо вскрывать дверь, что, естественно, в этот момент кажется очень неприятным. Дальнейшее — дело характера. Ведь человек в 99 и 9 в периоде процента случаев не знает о детекторе — страже выполнения привычных действий в соответствии с планом-матрицей, зафиксировавшейся в мозге для облегчения жизни в стереотипных ситуациях. А нестереотипные? А творческая работа? Вот уж здесь нет детектора ошибок. Здесь Вы свободны — и от оков, и от защиты.

На эту тему можно было бы написать если не роман, то хотя бы повесть. Но — не здесь. Детектор ошибок был заново «открыт» при некоторой вариации нейрофизиологической методики (вызванные потенциалы, а не динамика нейронной активности) рядом исследователей, причём был назван совершенно так же — детектор ошибок».

Бехтерева Н.П., Магия мозга и лабиринты жизни, СПб, «Нотабене», с.114-116.

Исследования, проведенные в Институте мозга человека РАН совместно с Санкт-Петербургским государственным университетом, показали, что наш мозг активно противодействует попытке солгать. Алкоголь же этот механизм «правдивости» приводит в негодность.

Существует
феномен “детектора ошибок”, открытый
в Институте мозга еще в 1968 году. Возникает
он в виде реакции мозга на отклонение
деятельности человека от какого-либо
плана.

Например,
уходя из дома, человек проверяет, выключил
ли он утюг. Достаточно сделать это один
раз, как в мозгу формируется некая
контролирующая программа. В результате
спешащий на работу человек, уже на улице
начинает чувствовать дискомфорт. Его
беспокойство усиливается до тех пор,
пока он не возвращается домой и не
обнаруживает, что забыл выключить утюг.

Оказывается,
мозг сам, независимо от человека,
проверяет, все ли его хозяин сделал
правильно. Если нет, он доступными
способами пытается сообщить об ошибке.

На
протяжении определенного отрезка
времени в мозгу формируются определенные
«охранные» программы.

Последствия
их работы мы видим на каждом шагу,
поскольку наш “детектор ошибок” не
знает, что есть норма. При решении задач
взаимоотношений между людьми он
пользуется физическими законами, вроде
“сила действия равна силе противодействия”.

“Детектор
ошибок” всего лишь часть возможностей
человеческого мозга. Сотрудник Института
экспериментальной медицины Владимир
Михайлович Смирнов занимался стимуляцией
мозга больного. Внезапно тот как бы
резко “поумнел” – в два раза улучшилась
память, он стал быстрее считать. Пациент
сказал, что ощутил что-то вроде озарения.
Такое чувство возникает у творческих
людей в момент, когда они становятся
способны написать выдающиеся стихи,
музыку, сделать открытие или изобретение.

Выходит,
что в мозгу каждого человека имеется
все необходимое, чтобы стать гением?
Скорее всего, это так. Каждый мозг,
несомненно, обладает сверхвозможностями,
и этот факт подтвердила наука. У людей,
которых мы называем талантами, эта
способность открыта с рождения. Бывает,
что она включается в экстремальных
ситуациях. Большинство же людей этими
возможностями не пользуется.

Известно,
что для гениев характерно “сжигание”
себя. Немногие гении доживали до
преклонного возраста. Это происходило
потому, что при активированных
сверхвозможностях у них в мозгу были
выключены защитные механизмы, призванные
защитить человека от самого себя.

2.2. Объяснение феномена памяти

Существует
множество гипотез относительно феномена
памяти.

«Феномен
мышечной памяти. Если человек начал
тренировать мышцы после длительного
перерыва, то ему гораздо проще набрать
предыдущие результаты размера мышц и
их мощи, нежели достигать этих высот с
нуля. Даже при значительном атрофировании
(“сдутии” мышц), имеющем место после
значительного перерыва, прежде очень
развитые, гипертрофированные мускулы
возвращают свой пиковый размер гораздо
быстрее, чем обычно.

Недавнее
исследование, при ближайшем рассмотрении,
преобразований типа волокон в период
мышечной гипертрофии <нагрузки>,
вероятно прольет свет на возможный
механизм этого феномена. Во время этого
исследования были проанализированы
распределение изоформ тяжелых соединений
миозина (ТСМ). Миозин, фибриллярный
белок, один из главных компонентов
сократительных волокон мышц — миофибрилл;
составляет 40-60 % общего количества
мышечных белков. При соединении миозина
с другим белком миофибрилл — актином —
образуется актомиозин — основной
структурный элемент сократительной
системы мышц (На электронных микрофотографиях
молекулы миозина имеют вид палочек
(1600´25 ) с двумя глобулярными образованиями
на одном из концов).Также исследованы
состав типа волокон, и размер волокон
мышцы в группе взрослых мужчин, ведущих
сидячий образ жизни, до и после 3х
месячного курса постоянных усиленных
тренировок, а также после 3х месяцев
отдыха. Во время периода постоянных
тренировок, содержание ТСМ IIX уменьшилось
от более чем 9% до 2%, при соответствующем
увеличении ТСМ IIA с 42% до 49%. В последующий
период отдыха, содержание ТСМ IIX достигло
велечины, превышающей уровень, имевшийся
до и в процессе постоянных тренировок,
свыше 17%! Как и ожидалось, значительныя
гипертрофия наблюдалась в волокнах
типа II после усиленных тренировок и
даже превышала норму после 3х месяцев
отдыха.

ТСМ,
относится к разновидности сокращающегося
мышечного волокна, и определяет, как
функционируют мышечные волокна. ТСМ
заставляет волокна быстро сокращаться,
медленно сокращаться или что-то в
промежутке. Определенные ТСМ могут
преобразовываться в ответ на усиленные
тренировки. В этом случае, волокна
содержащие ТСМ IIX — это волокна, которые
не определены однозначно , к какому типу
волокон они относятся, до тех пор, пока
не будут приведены в действие. Как только
они будут задействованы, они становятся
ТСМ IIAs. Так, что волокна, содержащие ТСМ
IIX протеины служат резервом типов
мышечной ткани при мышечной гипертрофии,
поскольку они способны преобразовываться
в волокна, содержащие ТСМ IIX, которые
растут легче в ответ на тренировки.

Это
исследование показало, что усиленные
тренировки уменьшают количество ТСМ
IIX при взаимном увеличении содержания
ТСМ IIA. Это ожидалось, и прежде было
отмечено изменениями в типе волокон
после усиленного тренинга. В период
отдыха, следующий за интенсивными
усиленными тренировками, возникает
превышение или удвоение в процентах
ТСM IIX изоформ, значительно выше измеренных
в обычном состоянии (до начала тренировок
с тяжестями). Это может означать, что
большее количество волокон доступно
для гипертрофирования (роста) именно
после перерыва от тренинга, нежели было
доступно изначально!!! Это довольно
хорошо может объяснить эффект мышечной
памяти, который многие из нас испытывали
на себе.»[12]

Генетическая
память. Мозг человека хранит массу
наследственной информации, оставленной
нам предками.

По
своим физиологическим и психическим
способностям организм человека подобен
дереву. И точно так же, как по годичным
кольцам пня можно прочесть его историю,
по следам «генетической памяти» можно
проследить «этапы большого пути» любого
человека. Подсознание человека хранит
массу наследственной информации,
проявляемой подчас в странной
приверженности к меньшим братьям нашим
— не только к домашним, но и к диким
животным. По этой же причине нецивилизованные
племена до сих пор ведут свою родословную
от тотемных диких животных. А половина
населения Земли в той или иной степени
верит в перевоплощение (реинкарнацию)
после смерти.

По
канонам восточной философии, после
смерти живого тела остается
информационно-энергетическое образование,
которое содержит все сведения о
закончившейся жизни, — рассказывает
исследователь. — Оно может сформировать
новое тело, причем не обязательно
человеческое, а, например, волчье, в
зависимости от духовности предыдущего
существования, или воплотиться в камень,
соответствующий деградации умершего
человека — патологического убийцы или
садиста. И все эти этапы перевоплощений
записываются в нашей генетической
памяти и передаются потомкам.

«Голографическая
память. Общепринятая теория памяти не
способна объяснить каким образом мозгу
удается запомнить такое колоссальное
количество информации. Если же обратиться
к голограммам, то все становится
совершенно понятно. Так, например,
голограмма позволяет записывать на
одно и то же место огромное количество
изображений, для этого достаточно всего
лишь изменить угол наклона под которым
лазер освещает кусок фотопленки. Чтобы
прочитать в последующем отдельное
изображение достаточно просто направить
лазерный луч под тем же углом, что был
использован при записи изображения.
Используя данный метод на 1 квадратном
сантиметре фотопленки можно записать
просто колоссальные объемы информации.
И если память в своей работе использует
голографический принцип, то ее колоссальная
вместимость совершенно не должна
вызывать у нас никакого удивления.

Нашу
способность вспоминать что-либо, можно
представить как считывание
лазером
изображения записанного под определенным
углом, если постепенно изменять угол
наклона лазера, то можно вызывать
последовательно образы различных
событий, а когда мы что-то забываем это
просто означает, что мы не можем найти
правильный угол, под которым следует
осветить нашу «голограмму», чтобы
извлечь из нее давно «забытое» восмоминание

Еще
один интересный феномен наблюдается,
если осветить лучом лазера какие-либо
2 предмета, например яблоко и стул, и
записать их интерференционный образ
на пленку. После этого если направить
свет от лазерного луча на стул и направить
отраженный от стула свет на эту пленку
на ней проявиться трехмерный образ
яблока. То есть один образ, может приводить
к появлению второго образа. Это очень
напоминает механизм работы ассоциативной
памяти.
Наверно у каждого случалось в жизни
такая ситуация, когда какой-то образ
вызывал в памяти далекие воспоминания,
иногда казавшиеся давно забытыми,
например какая-то мелодия, запах или
визуальный образ.

При
голографическом распознавании образов,
образ предмета особым способом
записывается на пленку (тут технические
подробности не так важны), далее свет
отраженный от другого, но похожего
предмета пропускается через эту пленку,
и на пленке появляется яркое световое
пятно, причем чем больше эти два предмета
похожи друг на друга, тем ярче и больше
получается пятно, если же предметы не
похожи друг на друга, то пятно не
появляется. То есть, используя
голографические принципы, становится
возможным решить очень сложную для
большинства компьютеров и чрезвычайно
простую для людей задачу по распознавания
образов.
Это объясняет, почему люди намного лучше
справляются с подобными задачами, чем
компьютеры.

Голографическая
теория позволяет объяснить феномены
фотографической
памяти,
так как если мозг действует как голограмма,
то он сохраняет в себе все, что когда-либо
видел и слышал с голографической
точностью. Некоторые люди умеют извлекать
из своей памяти эти колоссальные объемы
информации. Так человек, обладающий
фотографической памятью, может представить
себе страницы из любой книги, которую
он когда-либо видел в жизни в течение
всего нескольких секунд, с такой ясностью,
что сможет прочесть текст напечатанный
на странице.

Таким
образом, все люди обладают этой
способностью и возможно в будущем будут
найдены специальные методики, позволяющие
растормошить голографическую память
в каждом человеке.

Память
воды.
У воды, как выяснилось, есть своя «память».
Сложное строение и позволяет ей запоминать
информацию.

Когда
мы опускаем в воду какое-то вещество, и
оно растворяется — это значит, что
молекулы вещества подошли к нейтральной
оболочке ячейки.

Поскольку
молекула любого вещества имеет некую
электронную плотность или распределение
зарядов (все те же «плюсы» и «минусы»),
подойдя к нейтральной части, она начинает
притягивать к себе соответственно
«плюсы» или «минусы» внутри
ячейки. Ячейка «выворачивается»,
при этом ее поверхность теряет
нейтральность и становится
матрично-поляризованной. То есть на
оболочке ячейки, по сути, отпечатывается
«рисунок заряда», характерный для
растворенного вещества.

А
поскольку химические свойства вещества
зависят оттого, как распределен заряд
на его поверхности, когда «рисунок
заряда» отпечатался на воде, вода
перенимает эти свойства, продолжая
«перепечатывать» этот рисунок на
оболочках других ячеек. Вот это и есть
«прямая память воды».

Вода
способна передавать записанную на ней
информацию.

В
Алтайском политехническом институте,
в лаборатории профессора Павла Госькова
был проведен следующий эксперимент:
Святая вода добавлялась в обычную воду
в соотношении — 10 миллилитров «святой»
на 60 литров «обычной». Анализ
полученной воды показал удивительные
вещи: через какое-то время обычная вода
по своей структуре и биологическим
свойствам превратилась в «святую».
Менялась электропроводность, кроме
того, она приобретала новые биологически
активные и антимикробные свойства,
аналогичные воздействию ионов серебра.

Все
эти эксперименты приобретают совершенно
особый смысл, если вспомнить, что мы
состоим на 70% из воды.

Мы
— не что иное, как система сообщающихся
сосудов, по которым движутся потоки
разнообразных жидкостей, взаимодействующих
между собой. Наша жизнь поддерживается
химическими реакциями в водном растворе
поступлением питательных веществ в
клетки через межклеточную жидкость и
удалением отработанных продуктов через
нее же.

Раз
так, почему бы не попробовать превращать
воду находящуюся в нас в целебную?

Вода
способна запоминать даже звуки. Президент
Токийского института общих проблем
доктор Имато Масару. Дает воде «прослушать»
мелодию Моцарта, Бетховена или Баха,
после чего эту жидкость замораживает
и получает изображение. Выяснилось, что
оно у каждой мелодии индивидуальное.
И, по утверждению Масару, во всех
экспериментах каждое из них точно
повторяется. Общим является одно —
полученные снимки всегда красивы,
гармоничны и строго симметричны. А
«портрет» металлического рока —
сплошной хаос.

Еще
одна галерея, созданная Масару, —
изображения слов. Такие из них, как
«благодарю», «красота», «любовь»,
«душа», «ангел», «мать Тереза»
— радуют глаз изысканным орнаментом.
Совсем иная картина с фразами типа «мне
больно», «ты дурак», или «я тебя
убью» — их изображения чем-то напоминают
изображение металлического рока. (см.
Приложение№1)

Гипотеза
Унгара. Скотофобин – молекула памяти.
Американский физиолог Унгар связывал
хранение в ЦНС с функцией целого ряда
пептидов и белков. Он открыл, выделил
из мозга крыс и расшифровал структуру
одного такого нейропептида — скотофобина,
состоящего из 15 аминокислот. Для того,
чтобы отличить вновь синтезируемый при
обучении пептид от множества других,
имеющихся в мозге, Унгар вырабатывал у
крыс неестественный для них условный
рефлекс — избегания темноты. Крыса ,как
ночное животное, в норме избегает света
и стремится в экспериментальном открытом
поле скрыться в какую-либо затемненную
норку .Но как только она забиралась в
темную норку, она получала удар тока. В
конце концов такая крыса приучалась
избегать темноты ,чем существенно
отличалась от своих сородичей, лишенных
данного навыка. Из мозга обученных крыс
Унгар выделил особый пептид (скотофобин:
скотос — темнота, фобия — страх), который
никогда не встречался в мозге нормальных
животных. Однако вскоре выяснилось, что
и скотофобин не явился той молекулой
памяти, которая была бы способна
записывать ту или иную конкретную
информацию. По своей структуре скотофобин
оказался похож на молекулу АКТГ, которая
также обладала способностью улучшать
формирование памяти, но не являлась
специфичной ни для одного навыка.

Гипотеза
Мак-Коннелла. Им были выполнены знаменитые
опыты на белых червях — планариях по
«переносу памяти». У планарий
вырабатывали условный рефлекс избегания
света. Для этого их подвергали действию
электрического тока, если, они попадали
в освещенный участок специально
сконструированной камеры. После выработки
устойчивого навыка избегания света
планарий умерщвляли, размельчали и
затем скармливали порошок «обученных»
планарий необученным. После этого у
необученных планарий появлялся навык
избегания света. Однако, если порошок
«обученных» червей предварительно
обрабатывали раствором РНК-азы, а затем
скармливали его другим необученным
планариям, то у них навык избегания
света не появлялся. Из результатов этих
опытов Мак-Коннелл делал вывод о том,
что молекула РНК, являясь носителем
информации в ЦНС, способна передавать
память на конкретные события. Опыты
Мак-Коннелла неоднократно пытались
воспроизвести многие исследователи.
Результаты чаще не повторялись, однако,
несомненно, что существует некая связь
между накоплением информации в нейронах
и повышением в них содержания РНК.

Гипотеза
Хидена. В 50-ых годах шведский исследователь
Хиден установил тесную связь между
степенью выработки двигательных навыков
и содержанием РНК в нейронах соответствующих
моторных центров. В ходе обучения
содержание РНК в нейронах заметно
повышалось. Хиден обнаружил, что нейроны
— самые активные продуценты РНК в
организме. В одном нейроне содержание
РНК может колебаться от 20 до 20 000 пикограмм,
причем, нейроны, содержащие наибольшее
количество РНК, оказывались ответственными
за хранение большого объема информации.
На основании этих данных Хиден высказал
предположение, что именно молекула РНК
является главным нейрохимическим
субстратом памяти.

Опыты
по изучению активности головного мозга
в процессах запоминания и воспроизведения.
Ключи к разгадке феномена памяти — в
активности нашего головного мозга.
Запоминание и узнавание уже знакомых
объектов осуществляется задней и
передней областями коры головного
мозга.

Человек
обладает удивительной возможностью
постоянно откладывать получаемую
информацию в хранилище своей памяти,
даже если затем он не может осознать
запомненное. Так считают исследователи
Duke University Medical Center researchers, опубликовавшие
24 мая 2006 года в издательстве «Journal of
Neuroscience» отчет об изучении мозговой
активности человека в процессе
запоминания.

Исследователи
сначала предъявили 16-ти испытуемым
список слов. Затем испытуемые были
помещены в устройство, работающего по
принципу магнитного резонанса. И им был
предъявлен другой список слов, некоторые
из которых были из старого списка.
Исследователи наблюдали мозговую
активность с помощью измерения изменений
в кровотоке, выводившихся на сканер, в
то время как участники смотрели на
список.

Когда
участникам исследования встречалось
виденное ранее слово, монитор показывал
повышенную активность задней области
коры больших полушарий, независимо от
того, опознали ли они это слово сознательно
или нет. Обнаруженная зависимость
показывает, что мозг всегда имеет точный
ответ, даже если мы не осознаем то, что
уже видели слово раньше.

Итак,
если у нашего мозга всегда готово
правильное решение, почему же мы совершаем
ошибку, когда нас просят восстановить
последовательность предъявления
событий?

Исследователи
обнаружили, что, когда испытуемый
действительно видел слово впервые,
сканер фиксировал повышенную активность
в передней области коры — она была
гораздо сильней, чем в задней области,
которая отвечает за узнавание уже
знакомых слов. Но когда испытуемый
ошибочно относил новое слово к старым,
активность возрастала в обеих областях
коры.

Данные
участки коры головного мозга дают нам
смешанные сообщения, которые и приводят
к ошибкам в процессе узнавания.

Исследования
генетической памяти. Памела Сильвер
(Pamela Silver) из медицинского колледжа
Гарварда (Harvard Medical School) и её коллеги
преобразовали геном клетки так, что она
смогла запоминать определённые химические
воздействия и хранить сигнал о них даже
после прекращения «экспозиции».

Данная
работа представляет собой один из ярких
опытов по синтетической биологии. Учёные
давно пробуют конструировать живые
системы, создавая для них уникальный
генетический код, а эксперименты с
клетками, в частности, позволяют
проверить, как работает то или иное
нововведение.

Сильвер
и её команда построили биологическую
петлю памяти. Они сконструировали два
новых гена, собрав их из нескольких
кусочков ДНК, и встроили всё это в геном
дрожжевой клетки.

Первый
ген активировался, когда клетка
подвергалась действию сахара галактоза.
Этот ген запускал синтез белка — фактора
транскрипции, который в свою очередь
давал команду «старт» второму
искусственному гену. А второй ген был
спроектирован таким образом, что запускал
синтез того же самого фактора транскрипции,
который его активировал.

Так
получилась замкнутая петля обратной
связи, никак, однако, не влиявшая на
нормальное функционирование клетки.

Пока
клетка не «пробовала» галактозу,
она работала как обычно. Но стоило лишь
добавить сахар в раствор с культурой,
как генетическая петля памяти
активировалась и клетка начинала всё
время вырабатывать специфический фактор
транскрипции (что было видно по свечению
флуоресцентного красителя). Причём это
ключевой момент изобретения: свечение
продолжалось безостановочно, даже после
того как клетку перестали «кормить»
сахаром.

Авторы
этой искусственной биологической
системы подчёркивают, что её принцип
может пригодиться для создания
искусственных организмов, способных
индицировать уровень загрязнения
окружающей среды. И даже кратковременное
наличие загрязнителя не пройдёт
незамеченным, поскольку будет записано
в клеточной памяти.

Аналогичный
принцип придётся кстати при разработке
новых методов ранней диагностики рака
(клетки можно запрограммировать на
индикацию определённых повреждений
ДНК). Кроме того, исследователи намерены
разработать биологический клеточный
имплантат для млекопитающего (в
перспективе — для человека), который
будет суммировать и хранить данные о
повреждении клеток тела под действием
ультрафиолетового облучения.

Экстрасенсорные
опыты по воспроизведению генетической
памяти. На одном из выступлений в
Новосибирском Доме ученых известный
экстрасенс Валерий Авдеев продемонстрировал
интересный психологический опыт.
Погрузив участника эксперимента в
гипнотическое состояние, он последовательно
вызывал у того возрастные ассоциации,
направленные вспять, в детство. Достигнув
«младенческого состояния», Авдеев с
согласия испытуемого погрузил его в
тот период, когда он еще даже не был…
зачат. То, что происходило, не укладывалось
в известные рамки жизненного опыта.
Испытуемый последовательно воспроизводил
действия крестьянина XIX века, сеющего
рожь и плетущего со знанием дела лапти.

Авдеев
усложнил эксперимент: «А сейчас
доисторические времена. Что происходит
с вами?» И здесь началось нечто, внушающее
суеверный ужас. Солидный мужчина сорока
лет, в строгом черном костюме, при
галстуке, неожиданно встал на четвереньки,
запрокинул голову вверх и завыл
по-волчьи.»[12]

Доктору Брюсу Миллеру из Калифорнийского университета (США) не так давно удалось обнаружить в мозгу «блок гениальности» – особую зону, расположенную в правой височной доле. Ее функция – подавлять потенциальную возможность человека стать гением. Ученый уверяет: если эту зону полностью «отключить», то творческие способности подскочат до немыслимых высот.

В своей лаборатории он исследовал мозг 72 больных, у которых по разным причинам он был поврежден. В случаях, когда поражение затрагивало правую височную долю, человек менялся до неузнаваемости. Например, обычный 9-летний мальчик стал гениальным механиком после того, как часть его мозга пострадала от случайного ранения. А 56-летний инженер приобрел необычайные способности к рисованию после того, как часть нейронов коры правого полушария была разрушена болезнью. Отмирая, нейроны словно бы сняли тормоза с врожденной способности к живописи, которая была подавлена всю жизнь.

— Я могу при помощи скальпеля и пары нейрохирургических устройств полностью изменить образ мышления человека, его личность и убеждения, – говорит доктор Миллер. – Пока, правда, эти изменения сложно предсказать, но в ближайшем будущем контролируемое изменение личности станет реальностью. К примеру, можно будет превратить полного идиота в Эйнштейна.

«Переключатель» в мозгу

Директор Института мозга человека Святослав МЕДВЕДЕВ подтвердил выводы Миллера:

— Существование зоны подавления гениальности, которая носит название «детектор ошибок», – это научный факт. Он представляет собой внутренний «предохранитель», препятствующий нашему поведению отклоняться от нормы. Когда мы начинаем придумывать что-то очень новое – включается режим ограничения – «этого не может быть!». Нам кажется, что идея пустая и заниматься ею пропадает всякое желание. Но если этот механизм начинает барахлить или вообще ломается, то гениальные мысли и теории льются как из рога изобилия.

Искусственным путем сегодня можно было бы из обычного человека сделать гения. Но это опасно. Нормальный человек сконструирован так, чтобы уметь все – думать, бегать, прыгать, любить. Гении же – это люди с отклонениями от нормы, у которых одни качества развились за счет других. Например, Эйнштейну, совершившему прорыв в абсолютно запрещенную логикой область, неимоверно тяжело давался контакт с другими людьми! Многие гении были попросту больными людьми.

Всем известно, что шизоидными психопатами были Пушкин и Лермонтов. А Ницше и Врубель провели последние годы жизни в сумасшедшем доме. Некоторые специалисты считают, что у большинства гениев мозг «раскрепощается» именно из-за болезни. Безусловно, «детектор ошибок», или, как его еще называют, «блок гениальности», можно намеренно покорежить. И делать «на заказ» гениальных математиков, физиков, художников.

Сама же природа очень скупо распределяет способности между людьми и отмеряет их. Одно компенсируется другим. К примеру, ауты – умственно отсталые люди – обладают исключительными способностями к творчеству. Они показывают низкие результаты в тестах на интеллект, почти неспособны общаться. Но в то же время талантливы в математике, музыке, изобразительном искусстве.

Обойдёмся без скальпеля?

Однако для того, чтобы запустить мозг «на полную катушку», можно обойтись и без скальпеля.

Австралийские ученые из Университета Флиндерс в Аделаиде считают, что пробудить сверхъестественные математические и художественные способности можно, отключив некоторые участки мозга при помощи… магнитного поля. Это подтвердили недавние эксперименты на 17 добровольцах. Исследователи подвергли их мозги трансчерепной магнитной стимуляции (ТМС), отключая на несколько секунд определенную часть коры головного мозга, и получили поразительные результаты. Пятеро из испытуемых смогли быстрее рассчитать, какой день недели выпадает на определенную дату. Еще шестеро более точно нарисовали по памяти лошадиную голову. А остальным стало проще запомнить сразу несколько почтовых адресов.

Эти опыты доказали, что исключительные способности – не результат фанатически упорной работы, как полагают многие, а они с рождения заложены в каждом человеке. Надо их только разбудить.

Дети талантливы с пеленок

По словам заместителя директора по науке Института мозга Рудольфа Худоеркова, чтобы вырастить если не гения, то хотя бы очень умного человека, надо правильно работать с ребенком в первый год его жизни. «За 12 первых месяцев, – считает он, – мозг маленького человека увеличивается более чем в 2,5 раза. И уже с этого возраста с ним следует интенсивно и системно заниматься: читать, разговаривать, играть, показывать развивающие картинки. И тогда он станет талантливым».

История для Голливуда

В глухом алтайском городке Рубцовске кубинский ученый Эрнесто Санчес готовит в углу своей крохотной квартирки технологический прорыв в будущее российской науки, изобретая между делом семь новых типов холодильных установок, работающих без электричества, трехмерный телевизор и новые математические формулы. Господину Эрнесто Санчесу страшно мешают… собственные родители, заставляя 11-летнего гения ходить в школу!

Папа кубинец, мама русская. История их знакомства – увлекательный роман. Но жизнь их сына затмевает любые истории. Судите сами: уже в три года мальчуган свободно говорил на испанском, русском и немного по-немецки. В три года отец научил сына писать, читать и считать, а через год малыш получил третий разряд по шахматам. В пять лет Эрнесто случайно увидел таблицу Менделеева. Спустя два дня он уже легко решал задачи по химии. Во втором классе Эрнесто участвовал почти во всех школьных олимпиадах за 9-11-й классы по математике, информатике, химии.

В Барнауле интереса ради ему предложили задания по информатике за первый курс университета. Студенты на них “валятся”, а он сделал легко. В 9 лет за лето Эрнесто освоил курсы: общей физики, общей химии, высшей математики, программирования, астрономии и многие другие дисциплины. Школу Эрнесто закончит уже на следующий год. Ему будет только 12 лет. На сегодняшний день он твердо решил поступать в МГУ сразу на два факультета – физико-математический и информационных технологий.

Перед Новым годом у Санчесов сломался холодильник. Вызвали мастера. Младший Эрнесто покрутился возле холодильника, посмотрел, а потом за две недели разработал новую технологию очистки для холодильников. И еще придумал семь видов холодильных установок, они работают без компрессора и не требуют электроэнергии. Потом Эрнесто придумал телевизор с трехмерным изображением. Обо всем этом он рассказал на научной конференции, которая прошла в Алтайском техническом университете. Ученые теперь помогают мальчику оформить авторские свидетельства на изобретения.

“Знаете, почему Эрнесто такой умненький? – спрашивает мама Санчеса. – Потому что я кормила его грудью до семи лет и потому, что в нем намешано пять кровей”. А еще семья Санчес мечтает поехать на Кубу. Отец там не был десять лет, родственники зовут. Они сбросились и купили им большой дом, только приезжайте. Но приехать на Остров Свободы у Санчесов никак не получается – нет денег. Все лето Санчес – старший стоял на базаре и продавал крышки для банок, потому что сезон.